– Я рад, что твои нервы наконец в полном порядке. – Его пальцы поглаживали шелковистую ткань. – Но я имел в виду иного друга, твоего верного Майкла.
Она едва не рассмеялась. Хотя Сапфире и нравился Майкл, и было приятно его общество, мысль Тэйна о том, что он был или мог быть ее любовником, казалась ей просто смехотворной! Как он не понимал, что именно по его вине она теперь не способна на сильные чувства к кому бы то ни было? Ощущение забавности происходящего тут же сменилось чувством негодования. Она устала доказывать ему свое безразличие ко всему. Пусть думает, что хочет.
– Вообще-то это вряд ли тебя касается, ты так не считаешь? – холодно заметила она.
– Очень даже касается, если это может навредить нашим детям! – резко ответил он.
– И ты смеешь мне так говорить? – с гневным вызовом воскликнула Сапфира. – Уж тыто не имеешь никакого права бросать камни в мой огород!
На какое-то мгновение его лицо приняло озадаченное выражение, но тут же уголки его выразительного рта дрогнули, когда до него дошло, что она имела в виду.
– Ах да, понимаю. Кто из нас без греха, не так ли? – Он задумчиво улыбнулся, и она инстинктивно почувствовала, что Тэйн не собирается изображать праведное возмущение ее словами. Он уже давно перестал играть в эти игры. – Тем не менее было бы очень жаль, если б ты решилась прыгнуть из огня прямо в сточную канаву!
На этот раз она не удержалась от смеха, чувствуя, как напряжение отпускает ее, и не в силах противиться охватившему ее веселью, несмотря на снисходительное презрение на лице Тэйна.
– Извини, Тэйн, – не очень искренне сказала она. – Твой английский великолепен, но правильнее будет сказать «из огня да в полымя»!
– В данном случае, я полагаю, мой вариант более точно отражает положение вещей, – невозмутимо возразил он ей. – Майкл – этот тот, кто готовит пищу и моет после еды посуду. Так что сточная канава – самый подходящий образ для завершения поговорки.
– А ты интеллектуальный сноб! – отпарировала она. – Майкл профессиональный и талантливый шеф-повар, к тому же он совладелец ресторана, в котором работает. И если бы даже он зарабатывал на жизнь мытьем посуды, ты думаешь, для меня это могло бы иметь значение?
Тэйн едва заметно пожал плечами.
– Где-то человек являет собой то, что он делает!
– Из чего следует, что ты не что иное, как бесчувственная логическая машина, перерабатывающая информацию и неспособная к субъективным суждениям, основанным на жалости, сочувствии или понимании! Бесчувственная! Жестокая! И лишенная воображения.
При этих последних словах Сапфира в отчаянии прижала руку к горлу. Господи! Что же она делает? Она думала, что все их стычки уже позади, и вот сейчас позволила Тэйну спровоцировать себя…
– Для тебя мой характер – открытая книга. – Он согнулся в легком поклоне, заставив ее отвести взгляд от его насмешливого лица. – Но сущность каждого человека определяется сочетанием многих составляющих. Вполне возможно, что ты открыла их не все.
– Может быть, мне это просто безразлично, – пробормотала она. – Ты действительно пришел, чтобы справиться о том, как я сплю по ночам?
– Как ты спишь, никогда не будет мне безразлично, Сапфи mou (Моя (новогреч.). – Он смотрел на нее холодно-задумчивым взглядом, по-своему толкуя ее слова. – Но есть еще одна причина. Я заказал на вечер столик для нас двоих, в одной таверне. Зайду за тобой в восемь вечера.
Просто невероятно! Сапфира глубоко вздохнула, соображая, как, не теряя достоинства, отклонить его не терпящее возражений предложение.
– Очень мило с твоей стороны, – холодно сказала она, – но я уже приготовила для всех те салат с цыпленком на ужин.
– Для всех нас? – усмехнулся он. – Боюсь, что не совсем правильно понял тебя.
– Для всех, кроме тебя, – сквозь зубы ответила она, – ты же сказал, что в отношении еды сам позаботишься о себе!
– Сапфира, ты боишься довериться мне, оставшись со мной наедине, да? – Он повернулся и посмотрел на нее, насмешливо изогнув бровь. – Ради всего святого, разве могу я чтонибудь позволить себе в присутствии нескольких ужинающих греков, даже если бы мне не было официально запрещено навязывать тебе свое общество?
Она хорошо знала эту его улыбку. В ней не было и намека на добродушие, скорее предупреждение о надвигающейся опасности, и при виде такой улыбки каждая клетка ее тела стала подавать сигнал тревоги.
– Есть разные формы посягательств, помимо физической, – съязвила она, вновь обретая равновесие. – У меня нет желания весь вечер подвергаться оскорблениям!
– Ты действительно думаешь, что в этом и есть моя цель? – Он изобразил благородное негодование. – Уверяю тебя, мои мотивы более приятны и в то же время более прозаичны. Я хотел воспользоваться относительным уединением, чтобы поговорить о том, где ты собираешься жить после того, как мы вернемся в Кефину. Даже в качестве временного пристанища твои настоящие условия далеки от удовлетворительных. Разумеется, – он пожал плечами, – если ты предпочитаешь обсудить все здесь и сейчас… – Он со спокойным интересом наблюдал, как вздымается ее обтянутая атласной тканью грудь, и Сапфира вдруг почувствовала его взгляд на своих выпирающих под пеньюаром сосках.