Эти противоречащие природе ожидания доброты, поддерживаемые социальными институтами, порождают заблуждения и смуту в уме человека. Когда запутавшийся в заблуждениях западный человек натыкается на волчий оскал бизнеса, читает об изнасилованиях в парке и видит, как политиканы посылают восемнадцатилетних мальчишек умирать где-то в чужих краях на никому не нужной войне, он спрашивает себя: «Где же универсальная любовь?» Сбитая с толку душа слушает, как религиозные вожди учат, что универсальная любовь достижима, если обратить народные массы (разом, как одного смятенного индивидуума) к жизни, полной пышноцветной доброты. Они убеждают сосунка-неофита уверовать в универсальную любовь и побуждают его стать примером для других (каковы бы ни были последствия этого для него самого), пока мир на земле не восторжествует. План таков: любовь распространяется, как эпидемия гриппа, пока не зачихает все человечество. Однако подобная стратегия имеет свою историю — историю сплошных неудач на протяжении двух тысяч лет. К несчастью, человечество сопротивляется этой заразе и побеждает вирус любви. Как ни печально, но человек как вид привит от доброты ко всем.
Откуда нам известно, что ценности универсальной любви изначально нежизнеспособны? Возможно, наилучшим подтверждением является тот факт, что предмет любви (кого и что надо любить) изменяется в зависимости от времени и места. Это важный момент, так как природа постоянна и неизменна: небо голубое, львы едят антилоп, камни не дышат, а огонь жжет. И не имеет значения, сколько умных аргументов мы приведем, — небо от этого не станет зеленым, газели не станут охотиться на львов, утесы не начнут дышать, а огонь не охладеет.
А вот людские определения любви и доброты меняются с легкостью необыкновенной — универсальности в этом вопросе нет. В США считается, что каннибализм — это плохо, тогда как в некоторых странах Африки это принятый обряд. На Кубе частное предпринимательство находится вне закона, однако для кубинцев, которые живут за девяносто миль оттуда, в Майами, это вполне почтенное занятие. Алкоголь был запрещен в Америке 1920-х годов, но разрешен десять лет спустя. Развод считается грехом в одной христианской церкви, но приемлем в другой. В России на протяжении семидесяти пяти лет сажали в тюрьму активных приверженцев любого бога, пока в 1990-х годах не сменилось правительство и не легализовало все религии. Воистину, доброта и любовь находятся в состоянии постоянной изменчивости, в соответствии с существующим общественным строем. Таким образом, универсальная любовь не может быть частью природы, поскольку даваемые обществом определения «хорошего» и «плохого» непоследовательны.
Универсальная любовь также терпит поражение в случае конфликтов или трудностей. Понаблюдайте за трехчасовой пробкой в Лос-Анджелесе, или за тем, как быстро кончается запас еды в супермаркете перед сильным снегопадом, или вспомните трехдневное отключение электричества в Нью-Йорке. Где тут универсальная любовь? Если она — неотъемлемая часть человеческой сущности, ожидающей, когда ее пробудит религия, тогда почему же она так легко впадает в спячку? Разумеется, такая могучая сила, как любовь, не должна исчезать, особенно после двух тысяч лет христианства и двух с половиной тысяч лет конфуцианства и буддизма. Патриотично настроенные американцы японского происхождения, когда их во время Второй мировой войны сгоняли в лагеря для интернированных, должно быть, недоумевали, куда девалась универсальная любовь, как и миллионы законопослушных евреев, ожидавших в хорошо организованных очередях в нацистские газовые камеры. Где же тогда была доброта человека? Как ей удалось так легко исчезнуть? Или, наоборот, может быть, надо начинать с того, что универсальной любви никогда не было на свете?
Ясно, что универсальная любовь может существовать только в спутанном сознании; призыв избегать подобной путаницы является одним из наиболее последовательных предупреждений в «Дао дэ цзине». Как заметил Чжуан-цзы:
Непохоже, чтобы человечность и справедливость были в человеческой природе.
Общество пользуется ярлычками, чтобы управлять мыслями стада, и пропагандирует веру в искусственную любовь. Оно создает «этикетки», чтобы влиять на мнение масс, указывая им, что есть «хорошо», а что — «плохо». Правительство называет «врагами» иностранные государства, действующие вразрез с его интересами. Добровольное вступление в армию называется «патриотичным». Помощь неизвестным, посторонним людям называется «благотворительностью». Даже красота задается общественным соглашением: когда-то женщины с округлостями считались красивыми, теперь же их клеймят «жирными». Как заметил Чжуан-цзы,