Наутро, заметив, что больному стало намного лучше, самарянин препоручил его заботам хозяина гостиницы, заплатил за постой, пообещав оплатить все дополнительные издержки в следующий раз.
Вот такая история. А как поступили бы «вы, случись вам проходить по той дороге?
Любовь — это не то, о чем говорят. Любовь — это то, что мы делаем. Мы оцениваем любовь Господа к нам, глядя на Голгофу. А Господь оценивает нашу любовь к Нему, глядя на Иерихонскую дорогу!
Он смотрит на Иерихонскую дорогу. И если ни Он, ни Его ангелы не заметят никаких следов нашего пребывания там и не увидят, что мы хотя бы раз проявили участие к ближнему, осушили хотя бы одну слезинку и утешили хотя бы одну душу, если вместо Иерихонской дороги мы выбираем скоростное шоссе, недосягаемое для нужд мира, то как сможет Господь или человек сказать, что мы вообще любили?
Любовь — это наши поступки. Христианская жизнь — это не безмятежное странствие на небеса. Вы и я, хотим мы того или нет, втянуты в великое противостояние добра и зла. Поэтому недопустимо отсиживаться в безопасном месте, наблюдая, как Господь сражается с сатаной!
С самого начала этого противостояния Господь Иисус хочет использовать нас как вещественное доказательство Своей способности преображать жизнь людей. Какого рода свидетельством и вещественным доказательством предстаем мы сегодня? Неудивительно, что ангелы проливают слезы, видя нашу неспособность к состраданию! Неудивительно, что Небо в ужасе от нашего равнодушия!
Кто из нас заботливо прислушивается к сбивчивому сердечному ритму страдания? Кто останавливается, чтобы нащупать затухающий пульс надежды и излечить израненные души? Для этого не требуются необыкновенные снадобья, нужны необыкновенные люди. Скорбь мира — это скорбь Иисуса, и мы обязаны разделить эту скорбь.
Страшно подумать, что, избегая ходить по Иерихонской дороге, мы в то же время смеем надеяться попасть на небо. Величайшее заблуждение — довольствоваться своими учеными степенями, в то время как сердце так и осталось непросвещенным.
Неужели царящее вокруг всеобщее разложение изгнало из наших сердец всякую способность к состраданию? Безусловно, это отвратительно. Но разве насилие, царящее на наших улицах, может оправдать насильственную смерть дара сострадания, совершившуюся в наших сердцах?
Покойный Моше Даян, хотя он и был профессиональным солдатом, испытывал глубокое сострадание к арабскому народу. К себе на свадьбу он пригласил араба, который однажды пытался его убить. В другой раз несколько арабов прибыли на контрольно-пропускной пункт с телегой, заполненной аккуратно разложенными для продажи фруктами. Пограничники порылись в ней, проверяя, нет ли там оружия, и перевернули все вверх дном. Моше Даян строго отчитал их за бездушие и черствость.
Любовь — если только это действительно любовь — всегда будет заметна на Иерихонской дороге. Она проявит себя и на базарной площади, и в церкви. Что говорил апостол Иаков о вере, которая ничем себя не проявляет? «Что пользы, братия мои, если кто говорит, что он имеет веру, а дел не имеет? может ли эта вера спасти его? Если брат или сестра наги и не имеют дневного пропитания, а кто-нибудь из вас скажет им: «идите с миром, грейтесь и питайтесь», но не даст им потребного для тела: что пользы? Так и вера, если не имеет дел, мертва сама по себе» (Иак. 2:14—17).
Странная это вера, если она стоит в стороне и ничего не делает. Правда, и благочестивые дела нас не спасут. Ничто из того, что мы можем сделать, нас не спасет. Но то, что мы делаем, показывает, кто мы на самом деле. Наши поступки либо удостоверяют подлинность нашей преданности Христу, либо выдают наше лицемерие. Одно из двух.
Иисуса всегда озадачивала и разочаровывала непоследовательность тех, кто утверждал, что любит Его. Это продолжается и по сей день. Обратите внимание на краткие, но волнующие высказывания Иисуса: «Если любите Меня, соблюдите Мои заповеди» (Ин. 14:15).
В другой раз Он выразил Свою мысль так:
«Вы — друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам» (Ин. 15:14).
Проникнитесь болью этих слов Иисуса:
«Что вы зовете Меня: «Господи! Господи!» — и не делаете того, что Я говорю?» (Лк. 6:46).
Вы встречали на бамперах наклейки с надписью: «Сигналь, если любишь Иисуса»? Но я как-то встретил и несколько иную наклейку: «Если любишь Иисуса, плати десятину. Сигналить может каждый!»
Да, все могут сигналить. Любой может выставить напоказ плакат «Я верю в Иисуса». Но наш Господь ожидает чего-то большего. И Он имеет право рассчитывать на большее.
Беда в том, что поведение в наши дни непопулярно. Современные люди склонны скорее к эмоциям, чувственности и непременной любви, причем каждый все это понимает по-своему. Но нам катастрофически не хватает абсолютов. Нам необходимы Десять Заповедей, чтобы твердо знать, как должна проявлять себя любовь.
Об этом хорошо сказал Ллойд Джон Оджилвай: «Принять Его! Принять величайшим Человеком, жившим когда-либо на земле! Почитать Его как самого проницательного психолога, когда-либо анализировавшего человеческую жизнь. Разделить календарь на две половины — до Р. X. и по Р. X. Приурочить свои обычаи к Его рождению, смерти и воскресению. Говорить о добром Иисусе, кротком и милосердном. Рисовать Его изображения, написать о Нем целые библиотеки книг и стихов. Петь Ему, проповедовать Его. Мы сделаем все, на что способен человек за свою короткую жизнь, кроме одного: мы не сделаем Его абсолютным Господином своей жизни!»
Разве не так? Да, мы готовы вознести Иисуса на золотой пьедестал. Но мы не желаем, чтобы Он восседал на троне!
Последовательность когда-то была названа драгоценностью. Нынче это, несомненно, самая редкая драгоценность — немногим приходилось ее видеть!
Эту историю рассказал Ч. В. Гарнетт в журнале «Инсайт». Семеро мужчин плечом к плечу мотыжили под палящим солнцем огромный участок земли. Вечером должен был вернуться хозяин и проверить их работу.
В полдень работники сменили мотыги на котелки с едой и уселись в тени. В то время как другие начали обедать, седовласый — они звали его Старый Лу — опустился на одно колено и склонил голову. Они уже привыкли к этому ритуалу и не обращали на него внимания. Полчаса, отведенные на обед, пролетели слишком быстро, и старый Лу вновь взялся за мотыгу.
«Посиди, Лу. К чему торопиться в такую жару? — предложил Дан. — Хозяин ничего не заметит, если мы отдохнем лишние пятнадцать минут.
«Вы, парни, поступайте, как хотите», — ответил старый Лу и покинул тенистый уголок.
Когда он отошел подальше, Дан покачал головой. «Не понимаю я этого. Что изменится из-за лишних пятнадцати минут отдыха?»
«Для него — многое. Честная работа — это часть его религии», — подал голос молодой Лу. Так они называли его, чтобы отличать от пожилого.
«Знаешь, ты не должен за него заступаться, потому что ухаживаешь за его дочкой, — предупредил Дан. — А я смотрю на это так: мы работаем, потому что должны. И если я сделаю себе небольшую поблажку, кому это повредит?»
«Это повредит ему, — пытался объяснить молодой Лу. — В договоре сказано, что обед длится полчаса».
«Не верю я ни ему, ни его дурацкой религии», — твердил свое Дан.
Но Билл с ним не согласился: «Он отличный парень и никому не надоедает».
Тут в разговор вмешался Руб: «Я им восхищаюсь, вот если бы только не его странная религия».
На что молодой Лу ответил: «Погоди! Его религия — это и есть то, из-за чего ты им восхищаешься. Невозможно одно отделить от другого! »
Чтобы ослабить возникшее напряжение, Том Уилсон рассказал анекдот. Билл вспомнил еще один, а Руб рассказал свой любимый. О времени забыли.
Внезапно Руб воскликнул: «Эй! Посмотрите на часы!»
Они вскочили и побежали на поле.
«Старик, должно быть, уже прошел до конца участка и вернулся!» — крикнул Дан.
«Хозяин узнает, что мы лодырничали!» — отозвался еще кто-то.