Мое насмешливое фырканье привлекло ее внимание, ее рука зависла над аварийной решеткой выхода. Она не хотела смотреть на меня. Я знал, что она этого не хотела, судя по тому, как пылали ее глаза прошлой осенью, но ее хорошенькое личико исказилось от глубоко запрятанного презрения.
Все еще удерживая рукой закрывающуюся дверцу лифта, я наклонил голову в ее сторону.
— Побег — это твой modus operandi?
— Это не побег, — горячо сказала она, вытягивая свою изящную шею. — Это значит не делиться кислородом с людьми, которые мне не нравятся.
Я расхохотался, поглаживая мягкую щетину на подбородке, изучая глазами ее тело.
— Кажется, в прошлом октябре я тебе очень понравился.
И за пару часов мы обменялись гораздо большим, чем просто кислородом и жидкостями организма — по крайней мере, я так думал.
С притворством было покончено. Ее плечи напряглись.
— Возьми себя в руки, Джордан.
Она развернулась и хлопнула ладонью по перекладине с такой силой, что можно было подумать, что это какимто образом причинило ей боль.
— Давай, Мария, — позвал я, как только она переступила порог. — Не вымещай это на Лабутенах.
Я ткнул большим пальцем через плечо.
— Иди сюда.
Уверенный стук ее каблуков прекратился, звук эхом отдавался у пожарного выхода, разносясь по холлу. Голова Марии повернулась через плечо, ее внимание переключилось с меня на свои по меньшей мере четырехдюймовые туфли из лакированной кожи с фирменной надписью "красная подошва". Усталость и недоверие отразились в ее тлеющих карих глазах, вопрос отразился в янтарных искорках радужки, прикрытых накрашенными темными ресницами. Откуда ты это знаешь?
Ухмылка появилась на моем лице.
— У моей бывшей жены полный шкаф таких вещей. Я свободно говорю с французскими дизайнерами. Лабутен, Маноло и Гермес.
Невольная информация о моей личной жизни, казалось, сделала свое дело. Она отступила в коридор, высоко и благородно вздернув подбородок, медленно продвигаясь к такси.
— Маноло — испанец, а не француз, — пробормотала она, проносясь мимо меня, когда ее духи проникли в мои носовые пазухи, разжигая томное жжение в животе.
Я считал это маленькой победой.
— Pardonnez moi, madam.(Пер. Простите меня,мадам)
Она усмехнулась мне, нажимая одним из своих искусно наманикюренных пальцев на уже подсвеченную кнопку "Р".
— Прекрати болтать.
Двери кабины со звоном закрылись и мы начали снижаться.
Мария пыталась изобразить безразличие. Чем усерднее она пыталась подчинить свои выразительные черты, тем сильнее они сопротивлялись. Я не мог не смотреть.
— Невежливо пялиться, — отрезала она, уставившись на мигающий указатель этажа, менявшийся с каждым пройденным нами уровнем.
— Значит, ты все-таки заботишься о хороших манерах, — размышлял я вслух, наблюдая, как ее лицо снова вытянулось.
Я не должен был провоцировать ее, но ничего не мог с собой поделать. Она была сексуальна, когда злилась, и это заводило меня. Я изучал ее профиль на зеркальных стенах, оценивая напряжение сухожилий на ее шее, вспоминая с почти идеальной ясностью то мягкое местечко у нее за ухом, которое заставляло ее трепетать для меня.
Мария сверкнула глазами.
— Перестань смотреть на меня.
Мой взгляд переместился с ее отражения на ее лицо.
— Не разговаривать с тобой, не смотреть на тебя. Что-нибудь еще?
Меня встретила тишина. Ее нежные мышцы спины под облегающей тканью платья напряглись. Мне захотелось провести пальцами по изгибу ее позвоночника, просто чтобы посмотреть, спадет ли напряжение снова, как прошлой осенью.
— У тебя был тяжелый день?
— Заткнись. Заткнись, — подчеркнула она.
Кабина лифта вздрогнула и резко остановилась, издав скрежещущий звук, от которого у меня опустились яйца. Это звучало не очень хорошо. Как и беспомощное, неподобающее мяуканье, вырвавшееся у Марии, когда она изо всех сил вцепилась в поручень. Страх промелькнул на ее лице, ее округлившиеся глаза перевели взгляд с блуждающего указателя этажа, который темпераментно мигал с четвертого этажа на пятидесятом, несмотря на то, что оставался таким же неподвижным, как и ее фигура.
Когда лифт не двинулся с места и издал кратковременный резкий рев, прежде чем остановиться, я прочистил горло.
— Я думаю, мы застряли.
— Я думаю, что это совершенно очевидно, черт возьми! — пропела она, прерывисто вздохнув.
Она ткнула в кнопку вызова на панели, нервный комок в ее горле усилился, когда она сглотнула.
Искаженный голос из диспетчерского центра прорезал тишину.
— Алло?
— Я застряла в лифте в Pru.
Я, не мы. Это беспокоило меня.
— Вы одна, мэм?
Губы Марии сжались, ее глаза невольно нашли мои, удерживая мой взгляд.
— Нет, — выпалила она, отводя взгляд. — Как долго?
В трубке послышались звуки набора текста, и снова послышался голос оператора.
— Мы отправили специалиста. Надеюсь, через сорок пять минут.
Мария открыла рот, чтобы заговорить, но вызов прервался, когда в каюте потемнело, и откуда-то поблизости донеслось низкое искаженное хныканье. Включились рыжеватые аварийные огни, ее резкое прерывистое дыхание ударило мне в уши.
В тусклом освещении я видел, как она прислонилась к зеркальным стенам, наклонив голову вперед, прижав ладонь к упругому животу.
— Испугалась? — спросил я.
Вопрос разозлил ее.
— Конечно, нет. Дрожь в ее ответе подорвала ее, как несогласие. Она знала это так же хорошо, как и я. Глаза Марии прикрылись, затем она сделала медленный вдох через свой изящный носик, выдохнув его от своих сочных красных губ. С обновленной решимостью или, по крайней мере, решимостью вернуть контроль, она достала свой iphone из сумки. Со своего места я мог сказать, что на экране не было никаких новых уведомлений. Она разблокировала телефон.
— Сорок пять минут — это ненадолго, — добавил я, наблюдая, как она все равно нажала на значок сообщений.
У нее была куча нераспечатанных и непрочитанных сообщений, но она не прослушивала ни одно из них. Она закрыла телефон и сунула его обратно в сумочку, грубее, чем, я думаю, намеревалась.
— Тебя кто-нибудь ждет?
И ради любви к Богу, сатане и Будде, пожалуйста, скажи "нет".
Мария сердито посмотрела на меня, в ее суровом взгляде сверкнул гнев.
— Я просила тебя не разговаривать со мной.
— Значит, ты хочешь постоять здесь в полной тишине?
— Предпочтительно, — выпалила она в ответ, ее поза напряглась.
Я кивнул, не в силах сдержать улыбку, тронувшую мои губы.
— Как хочешь.
В кабине становилось немного тепло. Поставив портфель на пол, я снял пиджак и повесил его на поручень. Мария внимательно разглядывала меня в зеркале, поджав губы, когда мои пальцы потянулись к галстуку на шее и я ослабил узел.
— Что ты делаешь? — в ее вопросе сквозило нежелание.
Расстегнув пуговицы на запястьях, я закатал рукава.
— Я думал, ты сказала не разговаривать с тобой? — я поддразнил.
Как и мой галстук, ей нужно было ослабить его, иначе нам предстояли очень долгие сорок пять минут.
Ужас вырвался из нее ошеломляющей волной. Мария снова нажала кнопку вызова.
— Могу я получить обновленное расчетное время прибытия, пожалуйста?
Я скривил губы, чтобы удержаться от смеха; не прошло и пяти минут. Ловушка сбивала с толку ее логику или искажала ее представление о времени.
— Техник уже в пути, мэм. Держитесь крепче.
— Это не ты застрял в лифте! — возразила Мария, в каждом слове звучала новая паника.
Звонок прервался.
Мария оперлась на поручень, ее плечи ссутулились. Я мог различить быстрое биение ее бешено колотящегося сердца, адреналин, без сомнения, бушевал в ее венах.
— У тебя проблемы с ограниченным пространством? — спросил я.
— У тебя проблемы с выполнением основных инструкций? — она резко ответила.
А, вот и она. Моя темпераментная богиня войны и источник материала для полуночного дроча, потому что у мужчины были потребности, и найти партнера, который мог бы справиться с моим ненормированным рабочим временем, было сложнее, чем вы могли себе представить.