Как минимум, я думал, что она предоставила бы мне такую возможность, прежде чем сбежала. Тогда все это не имело смысла. Это был всего лишь завтрак. Шанс узнать ее поближе в одежде и исследовать возможности, выходящие за рамки того, что я о ней знал, но она безжалостно раздавила его своими высокими каблуками.
Мария неохотно вывела меня из задумчивости.
— Мы юристы, — произнесла она с таким заявлением, которое прозвучало, как удар молотка по деревянной поверхности. — Мы имеем дело с фактами, а не с восприятием.
Затем были приведены некоторые факты, одни очевидные, другие постулированные. Очевидный факт, мне всегда нравилась Мария Таварес. У нее был ум, который хотелось исследовать и лизать, потому что это было самое близкое, что я когда-либо получал. Она была слишком умна и слишком хороша для той юридической фирмы, которая не видела в ней того, чем она была — чертовски талантливой. Мария была снобом, но постулат предполагал, что это был фасад, за которым она пряталась, потому что она не хотела, чтобы люди видели, что скрывалось под капюшоном ее поверхностности. Она носила дорогую одежду, потому что не признавалась, что выросла на обносках, которые ненавидела, — я использовал свой опыт, чтобы продолжить. Мария была замкнутой, потому что боялась сблизиться с кем-то слишком сильно. Я мог определить это по инерции и предсказуемости ее реакций — их шокирующая сила была направлена на то, чтобы отпугивать людей, как присутствие раздраженного шершня.
Кто-то причинил ей боль. Я не знал, кто, но кто-то подорвал ее доверие, и когда она восстановила себя, то использовала усиленную сталь, чтобы не пускать незваных гостей вроде меня. Но мне не нужна была кавалерия, чтобы прорваться в ее крепость, я бы сам проложил себе путь.
Но сначала мне нужно было, чтобы она, черт возьми, успокоилась. Адреналин в крови Марии зашкалил, ее дыхание снова участилось, каждый вдох через приоткрытые губы был более неистовым и поверхностным, чем предыдущий.
— Прекрати это делать.
— Перестать делать что?
— Дышать ртом. Таким образом ты не сможешь регулировать свое дыхание.
— У тебя JD, а не MD, — сообщила она мне, задыхаясь, ее лицо исказилось от боли.
— Я всего лишь пытаюсь помочь.
— Мне не нужна помощь мужчины! — крикнула она мне, ее голос эхом разнесся в замкнутом пространстве, обнажив при этом красивые белые зубы. — Со мной все в…
Лифт издал резкое жужжание, вызвав у нее еще один сдавленный крик, который она не смогла приглушить. Я больше не знал, жалел ли я ее в этот момент, или ее мизандристские наклонности выводили меня из себя.
— А изменилось бы что-нибудь, если бы я был женщиной, дающей тебе советы?
— Нет.
— Тогда зачем делать из этого проблему с мужчинами? — она не отреагировала на это заявление, ее темно-красные губы надулись.
Я почесал щеку, затем провел большим пальцем по складке губ, с любопытством разглядывая ее.
— Мне всегда было интересно, ненавидишь ли ты мужчин.
— Я не испытываю ненависти к мужчинам.
Она произнесла это небрежно, словно зачитывала закон — в словах не хватало чувства и теплоты. И мое предположение показало, что это была ложь.
Я развлекал ее еще несколько минут, прежде чем вмешался. В конце концов, это была моя любимая часть тренировок. Создавать кого-то только для того, чтобы сразить его, когда его глупость сделала бы его уязвимым.
— Значит, проблема касается исключительно меня?
— Проблема касается исключительно тех, кто не может следовать основным инструкциям, с которыми ты, очевидно, сталкиваешься снова и снова.
Моя кровь закипела.
— Почему, потому что я пригласил тебя на свидание? Это был гребаный завтрак. Завтрак. Не размахивание красивой синей коробочкой и кольцом в один карат.
Завтрак. Яйца, бекон, может быть, ломтик тоста, если позволяют ее четкие, строгие упражнения и режим питания.
Она резко вдохнула через нос, позволив воздуху проскользнуть через небольшое отверстие между губами. Хорошо, по крайней мере, она выровняла дыхание. Ее молчание разожгло пламя внутри меня, пробудив зерно, которое говорило о том, что я только что открыл Ящик Пандоры. Это было причиной ее бегства.
— Это все, не так ли? — я бросил вызов. — Это потому, что я пригласил тебя на свидание после того, как трахнул.
Ее лицо вспыхнуло от грубого выбора слова, похоть зажглась в ее глазах, когда она изучала меня взглядом. Мария была классной, я бы отдал ей должное. Она оделась для этой роли. Она хорошо говорила и умна.
Но она трахалась как шлюха, и меня это не бесило. Она трахалась как равная мне, с кем-то, кого я хотел подчинить и сделать своим, когда ледоколы закончились бы и я смог понять, как далеко я мог на нее надавить. Было несколько представлений об адвокатах. Мы были не самым надежным выводком, и нам не хватало эмоционального контроля. Нас почитали или презирали, мы были льстецами или доминантами.
Я был доминантом, и я имел в виду это во всех смыслах этого слова. Мне понравилась идея о Марии с завязанными глазами, добровольно не обращающей внимания на то, что было дальше. Ее изящные, тонкие запястья напрашивались на наручники в ящике моей тумбочки и стальные кольца в изголовье кровати, замаскированные горой подушек. Она была соплячкой, которая нажимала на все мои кнопки, с дерзкой задницей, которая так и манила к наказанию — я просто не знал, справилась бы она с этим.
Затем ее губы снова непроизвольно приоткрылись, что не имело никакого отношения к регулированию подачи кислорода.
— Это все, не так ли? — спросил я.
Ее дыхание сбилось, мои яйца напряглись.
— Я трахнул тебя, и это было все, чего ты от меня хотела.
Я окинул ее жарким взглядом, мой рот растянулся в волчьей ухмылке.
— Ты необыкновенная.
— Ты все усложнил, — произнесла она, проводя ладонями по переду платья. — Мужчины всегда все усложняют.
Позволь мне показать тебе, насколько чертовски сложным я могу быть, советник. Мне потребовались все силы, чтобы остаться на месте, мои руки нашарили в карманах брюк.
— Не хочешь пояснить? — хрипло спросил я.
На мгновение я подумал о возможности ее отказа, но выражение ее лица выразило уступку раньше, чем это сделали ее губы.
— Я идеальная женщина. Я не хочу встречаться ни с тобой, ни с кем-либо еще. Я хочу трахаться.
Я наклонился вперед. Изменение распределения веса, когда картинка крутилась у меня в голове, помогло мне попытаться подавить растущий стояк.
— Мужчины согласны, пока не поймут, что я серьезно не хочу с ними встречаться. Тогда это превращается в болезненную навязчивую идею или личное тяжелое положение, чтобы убедить меня.
Я мог быть чертовски убедительным. Мои руки вытянулись в карманах, фантомная боль пульсировала в ладонях, как будто я уже ударил ее по заднице.
— Ты их призрак.
Мария покачала головой.
— Я не привидение.
— Как бы ты назвала отказ отвечать на мои звонки? Ни одного звонка. Ни одного электронного письма. Ни одного приглашения — как профессионального, так и личного, никогда не принималось.
Она избегала меня, как будто это было ее работой на полный рабочий день.
— Последствия нарушения условий.
— Мария, романтические договоренности — это не то, что ты можешь нарушить вприпрыжку.
Она погрозила мне пальцем.
— Возражаю, у нас не было романтических отношений.
— Отклоняется. Секс — это романтика, нравится тебе это или нет.
Черты ее лица затуманились.
— Не по определению.
Я закатил глаза.
— Тогда как бы ты это определила?
— Выброс окситоцина. Взаимовыгодное удовлетворение потребностей.
Все, что я мог делать, это изучать то, как она запрокинула голову, обводить взглядом каждую черточку лица, каждый изгиб ее тела, фантазируя о том, как я сжимал ее волосы и удовлетворял все эти потребности, пока окситоцин нашего освобождения не начал бы вытекать из нее мощными струями.