— Ну и свинья же ты, Забияка! — произнес Харрис, устало покачав головой и стряхнув очередную порцию опилок. А потом широкая улыбка обнажила ровные белые зубы, скульптор слегка наклонился и продолжил разговор с собакой, словно Лайза была уткой, добытой на охоте. — Ну что ты стоишь, большая дворняга? Давай делай все как следует.
Странный ворчливый взвизг прозвучал теперь на высокой ноте, огромный пес вскочил на ноги и подтащил потрясенную Лайзу к хозяину. Затем он снова сел прямо перед Харрисом и вытянул вперед морду с зажатой в ней рукой девушки.
— Оставь ее, — скомандовал Харрис, протягивая ладонь, чтобы взять руку Лайзы, и пес тут же выпустил запястье девушки. — А теперь иди ложись, дурень ты этакий, и моли Бога, чтобы у этой женщины еще осталось чувство юмора!
Псина радостно взвизгнула и отошла, а Харрис так и остался в полусогнутой позе, поворачивая запястье Лайзы сильными пальцами, обследуя его так же внимательно, как перед этим изучал саму девушку. Только теперь пальцы касались ее кожи. Ноги, ставшие ватными после выходки собаки, теперь были готовы окончательно подвести ее.
— Прекрасно, — негромко произнес Харрис и, к изумлению Лайзы, опустил голову и покрыл поцелуями сначала запястье, затем тыльную сторону ладони и, наконец, с классической галантностью — пальцы девушки. Поцелуи были так легки, что, не происходи все это на ее глазах, Лайза могла бы решить, что они ей померещились.
Если бы я была из тех, кто по любому поводу млеет, со мной все было бы кончено, подумала девушка. Тут Джек Харрис выпрямился, по-прежнему держа руку Лайзы, и два янтарных смеющихся маячка заглянули ей в глаза.
— Ни единого следа, — произнес он с широкой, почти насмешливой улыбкой. — У этого пса поразительная пасть. Надеюсь, она останется такой же мягкой, когда пес вырастет.
— Вырастет?! — Лайза услышала, как ее голос сорвался на писк, но ничего не могла с собой поделать. Одной мысли о том, что этот зверь станет еще больше, чем сейчас, было достаточно, чтобы она начисто забыла все, что собиралась сказать, — во всяком случае, на некоторое время.
— В размерах песик не особенно увеличится, но пока он всего лишь щенок, — последовал ответ. — До зрелости ему еще по меньшей мере год.
Этого было довольно, чтобы Лайза пришла в себя.
— Что ж, надеюсь, когда он вырастет, его пасть станет вроде капкана и он слопает вас на завтрак, обед или ужин! — отрезала она, вырывая руку и отступая назад. — Ничего другого вы не заслуживаете, раз наградили бедное беспомощное животное такой дурацкой кличкой.
Девушка совершенно позабыла страх, испытанный ею в первую минуту при виде собаки, и уж тем более — смущение оттого, что ее притащили как подбитую утку. Для Лайзы сейчас существовал только этот неотразимый мужчина, чей взгляд и прикосновение были для нее сигналом опасности, которым она готова была пренебречь.
— Если бы я совсем не знал вас, то мог бы подумать, что вы несколько истеричны, мисс Нортон. Куда подевалось ваше восхитительное чувство юмора?
— Потерялось, когда ваша чертова собака тащила меня по двору, — буркнула Лайза. — И особенно когда вы озаботились единственно состоянием ее драгоценной пасти. А как насчет моего нежного тела?
— Забияка — сама доброта, — терпеливо объяснил Харрис. — И вашему нежному телу, мисс Нортон, ничего не грозило — во всяком случае, от моего малыша. — Невероятные янтарные глаза Харриса искрились смехом, пристально следя, поняла ли Лайза намек, содержавшийся в последней фразе. — А теперь идемте, угощу вас кофе. Я приведу себя в порядок, а потом поглядим на дерево, что вы привезли. О'кей?
Нет, не о'кей, подумала Лайза. Вот нисколько не о'кей после того, как она увидела выражение глаз Джека и ощутила его губы на своем запястье. Тем не менее девушка послушно последовала за Харрисом в дом, бросив настороженный взгляд в сторону огромного рыжего пса, отправившегося за ними по пятам.
В светлой, просторной и на удивление опрятной кухне Харрис наполнил чашку Лайзы кофе из кофеварки, поставил перед ней на стол из черного дерева молоко и сахар, а затем исчез в коридоре, бросив через плечо, что не задержится.
И не задержался. Лайза еще потягивала кофе, наблюдая за следившим за ней псом, когда Харрис вернулся с влажными после душа волосами: на нем были чистые джинсы и белая тенниска, еще отчетливее подчеркивавшие его роскошные мускулы.
Налив себе кофе, скульптор плавно обогнул стол и уселся напротив Лайзы, подняв чашку приветственным жестом, в котором читалась не то насмешка, не то любезность, а может, и то и другое.