Перед походом в штаб бригады нужно было найти Боцмана. Ну, это было не трудно. Нужно просто идти на бу-бу-бу, бу-бу-бу, ха-ха-ха! В курилке, в окружении перебинтованных, загипсованных, корчащихся при смехе от боли и пошатывающихся от слабости раненых бойцов, стоял, пышущий здоровьем, с жирной зелёной полосой, от уха до уха, по всей морде, Боцман. Что он им рассказывал? Чем цеплял и веселил этих покалеченных мальчишек тридцатилетний дядька — старший прапорщик? В курилке был аншлаг! А бинтованный-перебинтованный зритель всё прибывал… Пришлось немного подождать до логичного окончания анекдота.
Я хорошо знал, что означают такие звонки Белого типа: «…жду тебя у себя…заодно и пообедаем…» Опаздывать было неприлично. Поэтому:
— Старший прапорщик Боцаев, соблаговолите подойти к офицеру!
— Есть, ваш бродь! — веселит перебинтованных Боцман.
— Меня Белкин вызывает. Проводи. Смутные сомнения гложут воспалённый разум, мой верный друг Горацио…
— Не понял, командир…
— Давай на базу, Зверю передай — пусть личный состав взбодрит, оружейку после занятий не опечатывать, выходы из расположения запрещаю. Действуйте, Григорий!
Масуд — значит счастливый
Перед кабинетом подпрыгнул и громко топнул, сбивая рыжую пыль с ботинок. Пробежался пальцами, как по клавишам баяна, по пуговицам куртки. И:
— Прошу разрешения, товарищ…
— Заходи, Сань, заходи, — неофициально пригласило меня официальное лицо, пожимая руку.
Белый жестом пригласил садиться, сам сел напротив, придвинув ко мне стакан и бутылку холодного «Боржоми». С Родины! Ага, щаз! Налью в стакан — это значит, вежливый гость должен что-то оставить в бутылке хозяину. У нас другое воспитание! Открываю зелёную бутылку и пью из горлышка. Газики, пробивая надоевший насморк, пощекотали мозг и шумно вырвались в атмосферу. Прелесть! Вадик отвернулся и беззвучно заржал, но, крутанувшись на кресле, вернул на лицо вежливо-служебное изображение. Открыл ящик стола, достал худенькую папку, а из неё извлёк фотографию карманного формата.
— В центре бородач в белой чалме, обведённый красной пастой. Он очень мне нужен. Живой, — почему-то тихим голосом произнёс подполковник, отобрав у меня бутылку минералки и прикончив её одним глотком.
Фотография, прямо скажем, ещё та была… Наверняка копия с копии, причём не очень удачная. На снимке за столом сидели три человека. Двое были в национальных афганских тряпках, третий — явно европеец. По всей видимости, шли переговоры, европеец был с открытым ртом, видно, вещал что-то.
— И как я его? Тёмная фотка… Лучше нет? Они тут как два брата-близнеца. Одеты одинаково, бороды, носы… — начал дёргаться я. — А это что за перец? Давай всю информацию, начальник!
— Так, Васильич! Давай тогда так определимся. Я сейчас коротко обрисую тебе то, что могу и должен, а то, что не могу… сам понимаешь, — сказал начальник разведки, доставая вторую бутылочку «Боржоми». — Детали операции оговорим завтра.
— Ну, поехали! — согласился я, подставляя стаканчик.
— По полученным разведданным, на следующей неделе в нашу провинцию для сбора дани от изумрудодобытчиков и опиумных «колхозов» прибывает один из доверенных лиц Ахмад Шаха Масуда. Базироваться он будет со своей охраной в горном кишлаке Кули, — Вадик ткнул остро заточенным карандашом в маленькое пятнышко на карте.
Я невольно обратил внимание на высоту над уровнем моря… «Только самолётом можно долететь…» — чего-то пришла на ум строка из песни.
— Зовут этого бабая Исмаил Вали. Этнический таджик, закончил Кабульский университет, очень умный и хитрый товарищ. Близок к Масуду и, как говорят, имеет на него некоторое влияние. До сих пор прищемить хвост «Счастливчику» не удавалось никому. По количеству успешных боестолкновений — счёт не в нашу пользу. Между нами. Есть мнение, что если мы выведем из игры этого важного моджахеда, то получим некоторое преимущество в северных провинциях Афганистана, где до сих пор дела у нас идут не очень хорошо. Ахмад Шах жжёт каждый второй конвой с горючкой и боеприпасами с Большой земли. А если наши «старшие братья» ещё сумеют разговорить духа… Считай, что всё в шоколаде! Так что живым, Саша! Живым!