Сальванъ упалъ въ кресло у своего письменнаго стола; лицо его выражало полное отчаяніе. Маркъ ходилъ, молча, взадъ и впередъ по комнатѣ, подавленный тѣмъ, что слышалъ; онъ исповѣдывалъ тѣ же взгляды, что и Сальванъ, и сознавалъ, что тотъ вполнѣ нравъ. Наконецъ онъ остановился и спросилъ:
— Но надо же придти къ какому-нибудь рѣшенію. Что намъ дѣлать? Допустимъ, что судъ постановилъ начать этотъ вопіющій процессъ; но вѣдь Симонъ не можетъ быть осужденъ, — это было бы черезчуръ чудовищно. Намъ нельзя, однако, сидѣть, сложа руки… Несчастный Давидъ, получивъ извѣстіе, захочетъ же что-нибудь предпринять… Что вы посовѣтуете?
— Ахъ, мой другъ! — воскликнулъ Сальванъ. — Съ какимъ бы удовольствіемъ я первый началъ борьбу, еслибы вы мнѣ только дали средства!.. Вѣдь вы не сомнѣваетесь въ томъ, что въ этомъ процессѣ замѣшаны мы всѣ, преподаватели свѣтскихъ школъ; вѣдь насъ хотятъ уничтожить вмѣстѣ съ несчастнымъ Симономъ. Наша нормальная школа, — вѣдь она воспитываетъ невѣрующихъ враговъ отечества, и я самъ, директоръ школы, являюсь исчадіемъ сатаны, создателемъ миссіонеровъ-атеистовъ, которыхъ они давнымъ-давно рѣшили стереть съ лица земли. Какое торжество для всей этой шайки конгрегаціонистовъ, когда одинъ изъ нашихъ учениковъ будетъ взведенъ на эшафотъ, обвиненный въ ужасномъ преступленіи! Бѣдная моя школа! Бѣдный нашъ домъ! Я мечталъ, что мы полезны, что мы нужны для нашей страны! Какія ужасныя минуты намъ еще придется пережить!
Въ его рѣчи вырвались наружу вся его глубокая любовь и вѣра въ свое призваніе. Этотъ бывшій учитель, затѣмъ инспекторъ, свѣтлый умъ, стремящійся къ прогрессу, имѣлъ въ своей жизни одну цѣль, когда принялъ на себя руководство нормальной школой: подготовить хорошихъ преподавателей, проникнутыхъ значеніемъ лишь экспериментальнаго знанія и освобожденныхъ отъ римскаго владычества; они пойдутъ въ народъ, научатъ его понимать свободу, истину и справедливость и посѣютъ сѣмена мира, потому что въ этомъ одномъ — спасеніе для человѣчества.
— Мы всѣ сгруппируемся вокругъ васъ, — сказалъ Маркъ съ волненіемъ, — мы не дозволимъ, чтобы вамъ помѣшали докончить благое дѣло, самое настоятельное и самое важное, необходимое для спасенія Франціи.
Сальванъ грустно улыбнулся.
— Много ли васъ, мой другъ? Много ли силъ соединится вокругъ меня?.. Вы да вашъ другъ Симонъ, на котораго я такъ разсчитывалъ; мадемуазель Мазелинъ, которая учительствуетъ въ Жонвилѣ; еслибы у насъ было нѣсколько десятковъ подобныхъ ей, то слѣдующее поколѣніе имѣло бы настоящихъ матерей, гражданокъ и женъ, освобожденныхъ отъ вліянія аббатовъ. Что касается Феру, то его умъ помутился отъ лишеній и слишкомъ озлобленъ для правильнаго сужденія… А затѣмъ слѣдуетъ безличное стадо людей, равнодушныхъ, эгоистичныхъ, подавленныхъ рутиной, которые озабочены тѣмъ, чтобы угодить начальству и заручиться его хорошимъ мнѣніемъ. Я оставляю въ сторонѣ ренегатовъ, перешедшихъ на сторону враговъ, какъ, напримѣръ, мадемуазель Рузеръ, которая одна замѣняетъ десять сестеръ, и которая выказала такую подлость въ дѣлѣ Симона. Я позабылъ еще несчастнаго Миньо, одного изъ лучшихъ нашихъ учениковъ, славнаго малаго, но неустойчиваго, способнаго и на зло, и на добро, смотря по обстоятельствамъ.
Сальванъ оживился и заговорилъ еще энергичнѣе:
— Вы видѣли этого Дутрекена, который вышелъ отсюда, — развѣ не обидно за него? Онъ — сынъ учителя; въ 1870 г. ему было пятнадцать лѣтъ; онъ поступилъ въ школу еще полный негодованія, проникнутый желаніемъ мести. Тогда все обученіе было направлено къ развитію патріотическихъ чувствъ. Требовались хорошіе солдаты; всѣ поклонялись арміи, этой святынѣ, которая тридцать лѣтъ стояла подъ ружьемъ въ ожиданіи будущаго дѣла и поглотила милліарды. Зато и создали милитаризмъ, вмѣсто того, чтобы заботиться о прогрессѣ, объ истинѣ, справедливости и мирѣ, которые одни могутъ спасти міръ. Вы видите передъ собой людей вродѣ Дутрекена, хорошаго республиканца, друга Гамбетты, антиклерикала, котораго патріотизмъ, однако, сдѣлалъ антисемитомъ, и который въ концѣ концовъ примкнетъ къ клерикаламъ. Онъ только что сказалъ мнѣ цѣлую рѣчь, пропитанную воззрѣніями «Маленькаго Бомонца»; Франція, по его мнѣнію, должна прежде всего прогнать евреевъ; затѣмъ онъ проповѣдывалъ поклоненіе арміи, возведенное въ догматъ, управленіе государствомъ въ смыслѣ спасенія отечества, которое въ опасности, свободу обученія, ведущую за собою развитіе конгрегаціонныхъ школъ, одурманивающихъ народъ. Въ этой программѣ сказывается полная несостоятельность республиканцевъ первой формаціи… А между тѣмъ Дутрекенъ — честный человѣкъ, отличный наставникъ, у котораго въ настоящее время пять помощниковъ; его школа — одна изъ лучшихъ въ Бомонѣ. У него двое сыновей младшими учителями въ нашемъ округѣ, и я знаю, что они вполнѣ раздѣляютъ взгляды своего отца и, какъ юноши, проводятъ ихъ еще съ большею энергіею. Куда же мы идемъ, если наши учителя проникаются такими идеями?.. Пора, давно пора создать другихъ руководителей для нашего народа, воспитать для его просвѣщенія болѣе свѣтлые умы, которые дадутъ ему настоящую истину, откроютъ ему чистые источники справедливости, добра и счастья!