Выбрать главу

Армія, устами генерала Жарусса, требовала также очищенія страны и возстановленія императорской или королевской власти, послѣ того, какъ всѣхъ враговъ отечества изрубятъ сабельными ударами. Оставалась судебная власть, и въ ея сторону были обращены всѣ взоры: у нея въ рукахъ находилась развязка, осужденіе грязнаго жида, что считалось равносильнымъ спасенію отечества. Предсѣдатель суда Граньонъ и прокуроръ республики Рауль де-ла-Биссоньеръ являлись теперь очень вліятельными личностями, стоящими внѣ всякихъ подозрѣній, такъ какъ ихъ антисемитизмъ былъ достаточно извѣстенъ, также какъ и ихъ стремленіе къ повышенію и къ завоеванію себѣ популярности.

Когда были объявлены имена присяжныхъ засѣдателей, всевозможныя интриги и ухищренія развились въ еще болѣе сильной степени. Среди этихъ засѣдателей находилось нѣсколько торговцевъ, ремесленниковъ, два отставныхъ капитана, врачъ и архитекторъ. Противъ нихъ сейчасъ же открыли самыя рѣшительныя военныя дѣйствія и произвели отчаянный натискъ; «Маленькій Бомонецъ» напечаталъ полностью ихъ имена, фамиліи и адреса; имъ угрожали насиліемъ разсвирѣпѣвшей толпы, если они не осудятъ. Они получали анонимныя письма; къ нимъ приходили нежданные посѣтители, которые умоляли ихъ подумать о женахъ и дѣтяхъ и смущали ихъ своими рѣчами. Въ то же время въ салонахъ шли оживленные толки о предполагаемыхъ и болѣе или менѣе вѣроятныхъ убѣжденіяхъ каждаго изъ присяжныхъ. Осудятъ они или не осудятъ? Въ пріемный день прекрасной госпожи Леларруа, по субботамъ, только и говорилось, что объ этомъ. Всѣ присутствующія дамы: генеральша Жаруссъ, маленькая, некрасивая чернушка, что, впрочемъ, не мѣшало ей наставлять рога своему мужу, генералу, самымъ открытымъ образомъ; жена предсѣдателя Граньона, все еще красивая, томная особа, въ которую влюблялись всѣ молодые товарищи прокурора; жена префекта Энбизъ, тонкая и лукавая парижанка, которая много слушала, но мало говорила; здѣсь же появлялась иногда злобная госпожа Дэ, жена слѣдственнаго судьи, а также госпожа де-ла-Биссоньеръ, жена прокурора республики, очень кроткая, очень сдержанная, рѣдко выѣзжавшая въ свѣтъ, — всѣ эти дамы собрались на большой праздникъ, устроенный въ помѣстьѣ Дезирадѣ семьей Сангльбефъ, по совѣту барона Натана, который убѣдилъ свою дочь Лію, перешедшую въ католичество подъ именемъ Маріи, побѣдить свое обычное равнодушіе и принести себя въ жертву доброму дѣлу, какъ всѣ эти дамы. Роль, которую сыграли въ этомъ дѣлѣ женщины, была, дѣйствительно, выдающаяся: онѣ, по словамъ депутата Марсильи, представляли изъ себя настоящую армію; онъ держалъ себя съ однѣми — какъ симонистъ, съ другими — какъ антисимонистъ, ожидая, на чьей сторонѣ будетъ побѣда. Между враждующими сторонами борьба приняла самый отчаянный характеръ по вопросу о закрытыхъ дверяхъ, поднятому въ газетѣ «Маленькій Бомонецъ», которая утверждала, что нѣкоторые свидѣтели должны быть допрошены отдѣльно, не въ присутствіи публики. Конечно, газета додумалась не сама до такой постановки вопроса; въ этомъ сказывалось глубокое знаніе толпы, для которой всякая тайна всегда является возбуждающимъ средствомъ и придаетъ еще больше пикантности обвиненію; кромѣ того, допросы при закрытыхъ дверяхъ имѣютъ еще то удобство, что, въ случаѣ, если обвиненіе покажется несправедливымъ, всегда можно сослаться на то, что многія доказательства остались скрытыми. Симонисты почуяли опасность и запротестовали; между тѣмъ какъ антисимонисты, охваченные внезапною добродѣтельною стыдливостью, кричали о томъ, что невозможно оскорблять слухъ честныхъ людей передачей отвратительныхъ подробностей, какъ, напримѣръ, отчетъ о вскрытіи, гдѣ встрѣчались такія сообщенія, которыхъ не могли слушать женщины. Такимъ образомъ весь Бомонъ являлся ареной всевозможныхъ споровъ и интригъ, которые все возрастали и въ послѣднюю недѣлю до начала судебнаго процесса достигли высшей степени.

Наконецъ наступилъ давно ожидаемый день 20-го октября. Маркъ къ этому времени уже вернулся въ Жонвиль вмѣстѣ съ женой Женевьевой и дочуркой Луизой; госпожа Дюпаркъ удержала ихъ у себя во все время каникулъ, что было удобно для Марка, потому что онъ продолжалъ вести самые тщательные розыски, которые, къ сожалѣнію, остались безъ всякаго результата. Тѣмъ не менѣе онъ былъ радъ, когда начались учебныя занятія и онъ долженъ былъ покинутъ Мальбуа; ему тягостно было жить въ домѣ, гдѣ никогда ни слова не говорилось о дѣлѣ, которое поглощало все его вниманіе; онъ ощутилъ полное счастье, очутившись въ своей школѣ, среди ребятъ, которыхъ любилъ всею душою. Онъ записался, какъ свидѣтель со стороны защиты, желая говоритъ о высокой нравственности Симона, и теперь ждалъ процесса съ возрастающимъ волненіемъ, не теряя надежды на торжество добродѣтели и на полное оправданіе подсудимаго. Ему казалось невозможнымъ, чтобы въ наши дни во Франціи, этой странѣ свободы и великодушнаго благородства, былъ осужденъ человѣкъ безъ всякихъ доказательствъ его виновности. Когда онъ пріѣхалъ въ Бомонъ въ понедѣльникъ утромъ, ему показалось, что онъ попалъ въ осажденный городъ. Всюду стояли войска; отряды жандармовъ охраняли входъ въ залу суда; чтобы проникнуть туда, ему пришлось бороться со множествомъ препятствій, хотя при немъ была бумага, въ которой онъ призывался въ качествѣ свидѣтеля. Внутри суда всѣ лѣстницы и коридоры тоже охранялись солдатами. Зала суда, недавно отдѣланная, грубо освѣщенная шестью ничѣмъ не завѣшенными окнами, блистала позолотой и окраской стѣнъ подъ мраморъ. Она была полна публики еще за два часа до начала засѣданія; вся избранная часть общества помѣщалась за креслами судей; дамы въ яркихъ туалетахъ виднѣлись всюду, даже на скамьяхъ, гдѣ должны были сидѣть присяжные засѣдатели; среди публики замѣчалось много злобныхъ, подозрительныхъ физіономій, подкупленныхъ манифестантовъ, которые уже прославились уличными безпорядками, и среди нихъ нѣсколько физіономій молодыхъ патеровъ. Приходилось долго ждать, и Маркъ услѣлъ разглядѣть всѣ физіономіи и почувствовать, въ какой атмосферѣ страстной враждебности онъ находился.