Истина
Вот уже восемь лет прошло... Восемь лет, а кажется, что жизни до этого и вовсе никакой не было. И хотя я знаю, что это не так, отчётливо помню всё что было До, настоящее и всё что произошло после, заставили меня отринуть прошлую жизнь. Все детские забавы, школьные друзья, учёба, юношеская глупость и первая любовь... Всё чушь перед Истиной.
И даже если это имело значение, в конце концов, именно прошлое привело меня к ответам, сегодня оно ничего не стоит.
А что же тогда имеет цену?
Настоящее? Бред...
Всё это бред, и не больше того. Прошлое, настоящее, будущее. Бессмысленные слова на бесконечной координате времени, затерянной и созданной в человеческом воображении. Всего восемь лет, но когда время сливается в одну общую массу, каждый день обретает значение вечности, а вечность сравнима с секундой.
Отторжение времени неизбежно, если ты коснулся Истины. Там, где находится Истина, не остаётся место ни для чего. Сознание, самосознание, личность, разум... Пожалуй, только последнее может находится с ней рядом, но и то лишь короткое мгновение, ведь разумность отрицает Истину. Разумность аморфна, абстрактна. Разумность зиждется на аксиоме либо есть, либо нет и не способна принять правду. Всякий предмет настолько же реален, насколько и нет. Даже себя мне приходится одновременно принимать за живого, мёртвого и того, что посередине.
Понимание того состояния, в котором я нахожусь последние года, невозможно без знания истока. Начала. Переломного момента, сломавшего об Истину реальность на до и после.
***
Ноябрь. Собачий холод, безостановочный дождь сменяющийся ливнями и пронизывающий до костей ветер. Рваные чёрные ветви облысевших тополей, просыревшии насквозь и блестящии в свете жёлтых фонарей.
Руки спрятаны в глубокие рваные карманы мятого пальто, надетого поверх серого вязаного свитера. Хочется закурить, но в такой дождь это не так-то просто. Обвожу глазами улицу, пытаясь найти укрытие от сырости и слякоти. Старые пятиэтажки, разбитые детские дворики, запущенные и заросшие жухлой травой аллеи и глубокие, разлившиеся словно озёра, лужи на разбитом асфальте.
Забегаю под козырёк подъезда, из узкого кармана рваных джинс достаю помятую пачку. Сигарет почти не осталось, нужно зайти в табачку, но это лишние полкилометра под мерзким дождём.
Слабый рваный огонёк взметнулся под изогнутой сигаретой. Раздражённая от промозглой сырости кожа разглаживается с каждой затяжкой. Дым греет душу, которая словно заранее готовится к адскому пламени.
Мысли чисты. Что дальше?
Пустую, беззвучную улицу наполняет дружелюбная полифония, раздающаяся из нагрудного кармана пальто, так поёт сердце.
— Да.
— Тебя через сколько ждать?
— Скоро. Купить чего?
— А есть на что?
— Я бы не спрашивал.
— Ну купи.
— Ок, жди.
Звонок обрывает состояние наступившего покоя. Кожа вновь покрывается мурашками.
Всё, перекур окончен.
Спрятав сигарету в сложенную в колодец ладонь, иду в сторону ближайшего гастронома.
На часах нет и шести, а город уже погружён в ночь.
Безлюдно.
В магазине, с моей стороны стойки, неопрятного вида старик, пытается уболтать продавщицу, довольно тучную женщину, на бесплатную бутылку.
— Лид, с..с..сдохну... ведь. Ну...Ну... Верну, знаешь же...
— Всё, уйди. Очередь уже за тобой. — Прерывает разговор она, повернувшись ко мне лицом.
— Пачку винстона и бутылку пяти озёр, пожалуйста.
— Паспорт есть?
— Военник есть.
— Показывай.
Глупая привычка таскать с собой именно военный билет. Пустое бахвальство... Служил, смотрите.
— Вот.
— Где год рождения?
Я смотрю на неё из под сырых прядей чёлки. Она серьёзно думает, что мне кто-то выдал военный билет до совершеннолетия или просто издевается?
— Вижу, — говорит продавщица и начинает быстро пощёлкивать ярко алым наманекюренным ногтем по калькулятору. — Сто сорок семь.
Положив пару сотен на блюдце, и дождавшись сдачи, я, всунув в безмерный от дыры карман бутылку, выхожу на улицу. Недалеко от магазина, на остановке, замечаю дремлющего пьянчугу.