Брови над глазами мужчины опускаются, от чего лицо становится напряжённо серьёзным.
— Что ты видел?
— Не знаю как описать... Это было... Это что-то такое... Пустое. И там внутри, в пустоте. Мне на какой-то миг показалось, что я увидел своё отражение.
— Это пиз..ц, — отвечает мне Александр Семёнович.
Я вижу, что ему нужно время, что бы переварить сказанное мной. Его реакция пугает меня и я не выдерживаю.
— Что, что это было? Не тяните!
— Фантом, в лучшем случае. Проекция чуждого тебе сознания. Что ты чувствовал рядом с ним?
— Я... Мне.. Мне было страшно. Жутко и холодно. Пусто, совершенно пусто... Не знаю, это сложно объяснить.
— Я постараюсь навести справки мальчик, а ты иди домой. Как только что-нибудь станет известно, Игорь с тобой свяжется.
— И это всё что вы можете мне сказать? Знаете что?! Пошли бы вы все, нах..й вас и ваши фантомы, нах..й тебя Игорь! Позвонишь мне, я клянусь, расшибу тебе хлебальник! — кричу я, вскакивая из-за стола.
Я выбегаю в пасмурный весенний день, под созданный мной ливень и хочу сбежать от всего, что со мной произошло. Прочь, прочь, прочь...
***
Я не имею права выбора, не могу менять прошлое и воздействовать на будущее. В сущности, как я уже говорил, все эти точки на временной оси не имеют никакого значения. Когда отпадает всякое право, понятие счастья и грусти поначалу кажутся привязанными к выбору. Я счастлив, когда всё решаю сам, я не счастлив, когда кто-то навязывает мне выбор.
Истина не навязывает выбор. Она делает тебя частью себя, растворяет лживый рассудок в свете единой для всех правды. Бунт в данном случае не возможен, так как всякий выбор становится закономерным. Ты отказался выбирать, потому, как должен был отказаться, ты принял право выбора, так как не мог поступить иначе.
Сомнения, вот главный камень преткновения, который вынуждает нас испытывать муки выбора.
Знание Истины освобождает от сомнений.
Помню в первый раз, когда я предстал пред истинной, я задал вопрос, «В чём смысл?».
И ответом мне была пустота.
***
Ночь. Ни сверчков, ни людей, ни машин. Такая ночь, словно город исчез. На небе ни звёзд, ни луны. Я иду по памяти, по памяти обхожу выбоины в асфальте, по памяти обхожу ограждения от машин.
Гул застаёт меня тогда, когда я вхожу в свой подъезд.
— Прочь! — Кричу я, развернувшись в сторону гула и отступая неспешно как можно дальше.
Чёрный силуэт в темноте подъезда не различим и всё же, явственно ощущается рядом. Он нагнетает пространство перед собой, осушает, дезинтегрирует воздух. Он приближается.
Я делаю ещё шаг назад и спотыкаюсь о лестницу. Разворачиваюсь и бросаюсь на четвереньках вверх, хотя и понимаю, что никакие двери не способны остановить ЭТО!
Что ему нужно? Что я, в чём я виноват?
Я спотыкаюсь снова и на этот раз всем весом бьюсь челюстью о лестничный пролёт. Хруст и рот заполняет металлический привкус крови. Но даже это не замедляет мой бег. Я взметаюсь вверх и...
Ступеньки уходят из под ног, исчезают, растворяются в темноте. Я проваливаюсь вниз и лечу в бесконечность. Ужас рвёт сердце, но вскоре, я понимаю, что падения не последует.
Я сижу в тёмной зеркальной комнате, а вокруг меня тысячи моих отражений. Все они ведут себя не так как я, иначе, кто-то кричит и бьёт в стекло, кто-то плачет, кто-то молча смотрит на меня.
Я встаю, и тысячи отражений поднимаются вслед за мной. Я делаю шаг навстречу зеркалам, но они отступают от меня в такт шагам.
— Что со мной!?!? — Кричу я в пустоту и слышу отголоски тысячи голосов, кричащих «Что со мной!?!?».
— Тебе всё дозволено.
— Выпусти меня!
— Тебя никто не держит.
— Где я?
— Ты везде.
Я бросаюсь к стеклу, в надежде его разбить, но оно отступает. Я снова падаю, пока, наконец, ни понимаю, что это не падение, а лежание в бесформенной тьме.
— Кто ты?
— Истина.
— Покажись!
— Ты смотришь на меня.