Приветливые и добродушные васагара долины Румумы — приземистые безбородые люди с черной кожей — зачесывали волосы назад и заплетали их в тоненькие косички, свисающие бахромой на затылке. Ушные мочки как у женщин, так и у мужчин, проколотые в раннем возрасте шипом акации, были растянуты, чтобы в них можно было носить украшения из меди и слоновой кости или пучки листьев бетеля. Что касается одежды, то большинство удовлетворялось козьей шкурой, которая свисала спереди в виде фартука и была переброшена одним концом через плечо. Такая скромность в одежде была тем более достойной удивления, что климат в западной Усагаре достаточно суров. Правда, здесь никогда не бывало туманов и сырости, но термометр падал ночами ниже 48° по Фаренгейту[10]. Зато дни стояли теплые и ясные, постоянные южные ветры не давали накапливаться облакам, и небо сияло голубизной прекраснее, чем в Греции или в Италии…
Отдохнув за двухдневную стоянку, караван перешел вброд реку Румума и стал взбираться на террасы речной долины. Среди колючего кустарника попадались баобаб и мимоза, касторовый куст и дикий баклажан. На ветвях густолистых деревьев висели пчелиные улья — выдолбленные бревна с овальным отверстием посередине, заделанные с обоих концов травой и глиной. Огурцы, арбузы и тыквы росли здесь, по-видимому, без всякого участия людей…
Чем дальше на запад, тем суровее становилась картина. Было начало сентября — разгар сухого сезона. Трава в эту пору выгорает до белизны, стерня на убранных полях становится жесткой, как зубья бороны, и тень на сожженную землю отбрасывают лишь изредка проносящиеся облака, ибо и деревья, за исключением тех, что растут по берегам ручьев, стоят иссушенные и оголенные. Звери бродят тощие, как скелеты, и только мухи да муравьи вовсю наслаждаются жизнью, пируя над останками павших животных…
А впереди темнела громада западного, самого высокого хребта Усагары. Чем ближе подходили путники, тем круче и неприступнее казался этот барьер. Напрасно Спик искал наметанным глазом пологие ущелья, по которым можно было бы подняться наверх: хребет возвышался сплошным валом, рассеченный лишь узкими пропастями, дно которых было загромождено каменными глыбами да спутанными зарослями колючих и ядовитых кустарников. Только одна едва заметная седловина виднелась на ровной линии кряжистого гребня; к ней и вела караванная тропа.
Не успели путешественники расположиться на последний перед восхождением привал, как черное облако дыма поднялось в небо на востоке. Спик, совсем обессилевший от жестоких приступов малярии, лишь вздохнул при виде этого вестника какой-то новой беды, но Бертон, на этот раз еще не сломленный болезнью, взобрался по откосу и с высоты увидел картину, которая заставила его содрогнуться. Деревня, где они несколько часов назад пользовались радушным гостеприимством васагара, была объята пламенем. В полевой бинокль были различимы фигурки мечущихся людей. Наверное, кочевники вахума, занимающиеся захватом пленников по поручению работорговцев, выждав, когда уйдет хорошо вооруженный караван, напали на беззащитную деревню… А может быть, они преследуют экспедицию?
Бертон решил начинать штурм горной преграды немедленно. Дрожа от слабости, шатаясь от головокружения, больные путешественники взбирались по крутому склону Тропа поднималась прямо, без всяких зигзагов. Корни колючих кустарников опутывали поверхность, усеянную грубыми осколками камня. Спик был настолько слаб, что мог подниматься лишь с поддержкой двоих-троих молодцов из охраны, да и Бертону приходилось прибегать к посторонней помощи. Через каждые несколько ярдов англичане опускались на землю, мучимые припадками кашля, и снова шли вперед, цепляясь за своих провожатых…
Носильщики напрягали последние силы. Дважды тропа упиралась в отвесные скалы, которые приходилось огибать по каменным осыпям, где тяжело нагруженные ваньямвези в кровь разбивали свои босые ноги. И хотя у подножия этих скал росла трава и струились небольшие роднички, никто не мог побороть усталость, чтобы сводить на водопой изнуренных ослов. Преодолев участок склона, поросший колючими джунглями, путники вышли на кручу из белого песка и осыпающихся камней, по которой носильщики больше карабкались на четвереньках, чем шли, а ослы оступались и скользили на каждом шагу.