И еще было много в ней правильных слов, и напев был очень красивый. Они называли бвану Бертона «злым музунгу» не затем, чтобы его обидеть, а с тайным умыслом: может быть, он хоть на эту маленькую дерзость обратит свое высокое внимание, может, скажет им какое-нибудь слово на их простом языке, может быть, хоть выругает их, и тогда они объяснят ему, что это шутки ради они называют его «мбая», потому что у него всегда такой сердитый и озабоченный вид… Но нет, ничего не сказал им музунгу мбая, ничего не услышали они от белых людей за всю дорогу, кроме резких команд: «бери груз!», «пошел!», «быстрей!». Так они и расстались, не обменявшись ни единым добрым словом. Считали их вазунгу вообще людьми? Или они были для них все равно что вьючные ослы?..
Все это знал шейх Снай бин Амир, но говорить об этом, разумеется, не стал: когда ведешь светский разговор, надо стремиться прежде всего быть приятным собеседнику.
Спик, присутствуя при разговорах, половины не понимал, слушал рассеянно и мобилизовывал свое внимание, только когда речь заходила о географии или об охоте. Иногда он и сам пытался вставить замечание или задать вопрос.
— Скажите, шейх Амир, — воспользовался Спик минутным замешательством, — верно ли, что имеется не одно озеро, а два или даже больше?
— Совершенно верно, — подтвердил шейх. — Когда мое здоровье было получше, я сам много путешествовал по стране и лично ознакомился с двумя большими озерами, которые мы здесь называем морями. Одно из них — это море Уджиджи, или Танганьика. Оно лежит прямо на запад отсюда. Другое море — это Укереве, или просто «Ньянца», то есть «вода». Оно расположено на север отсюда, приблизительно на таком же расстоянии, как море Уджиджи. И третье большое озеро — это Ньясса, лежащая от нас на юго-запад; но до Ньяссы очень далеко, и там я никогда не бывал…
— Скажите, шейх Амир, какое из этих озер самое большое? — продолжал допытываться Спик.
— По Танганьике я плавал много раз, — отвечал Снай бин Амир, стараясь говорить медленно и в простых выражениях. — Это очень длинное озеро, но в ширину его можно переплыть за два дня и одну ночь. Ньянца гораздо больше. Я плавал по ней из Карагуэ в Буганду, но никогда не видел противоположного берега. Я только видел вдалеке большие корабли под парусами, какие плавают по настоящему морю. Спик с напряженным вниманием слушал рассказ араба. Увлеченный и взволнованный услышанным, он уже не мог собрать мысли, чтобы задать следующий вопрос по-арабски, и обратился к Бертону:
— Дик, спроси у него, откуда попадают в то озеро такие большие корабли и не вытекает ли из северной его оконечности какая-нибудь большая река?
Бертон перевел купцу вопросы своего компаньона. Подумав, шейх отвечал:
— Я слышал о том, что на севере из этого озера вытекает река, но сам никогда там не был. Говорили и о том, что по этой реке в Ньянцу приходят большие корабли, но ручаться за это не могу.
— Вот видишь, Дик! — взволнованно заговорил Спик по-английски, забыв о присутствии шейха Амира. — Нам надо идти на озеро Ньянца, или Укереве, или как там еще оно называется! Я уверен, что эта река и есть Нил!
— Не будем торопиться с решением, Джек, — остановил его Бертон. — Пока еще мы не можем идти ни туда, ни в другое место. Наш выбор будет зависеть от многих условий.
«Ну, разумеется! — с досадой подумал Спик. — Путь на север считается опасным, а это среди «многих условий» будет для тебя самым главным». Но вслух он ничего не сказал, а только безнадежно вздохнул и отвернулся.
Бертон же извинился перед Снай бин Амиром за отвлечение и продолжал с ним светский разговор, в котором оба собеседника говорили друг другу приятные вещи, хотя про себя думали порой нечто совсем противоположное…
Когда двое живут бок о бок, то даже при большом несходстве они неизбежно делают попытки сблизиться, особенно если вокруг нет никого другого, перед кем можно было бы раскрыть душу. Бертон и Спик были давно знакомы, проделали совместно долгий путь, многое пережили вместе; они много слышали друг о друге. Но между собой на интимные темы они не разговаривали никогда.
«В сущности, странно… — думал об этом Бертон, сидя на раскладном стуле у берега ручья с альбомом на коленях — он зарисовывал тембе шейха Амира. — Мы называем друг друга уменьшительными именами, а между тем мне даже не известно, где его дом. Случись какое несчастье, я не буду знать, куда и кому адресовать соболезнование…»