Пока двигались лесом, Спику удалось убить двух интересных представителей пернатого царства, но лес скоро кончился, и охотники вышли к берегу прозрачного неглубокого ручья. Мухаммед наклонился над прибрежным песком, изучая следы.
— Приходили слоны, — сказал он, указывая на широкие плоские вмятины, частично смытые и затоптанные другими следами, — но уже давно. Они ушли туда, — он показал на сломанное деревце и помятый кустарник. Сейчас в саванне хорошая трава. Слоны пошли в саванну.
Мухаммед еще некоторое время приглядывался к путанице отпечатков на песке.
— Сегодня ночью здесь был леопард, — сказал он, наконец. — А вот след носорога. Он живет где-нибудь здесь недалеко. Он прячется в густом лесу от яркого света. Носорог не любит яркого света… Пойдем в саванну — там мы увидим зебру и целые стада антилоп…
По растительности Уньямвези заметно отличалась от только что пройденной путешественниками Угого — сильно засушливой саванны с пучковатой травой, где часто попадались колючие мясистые кактусы и гигантские, до тридцати-сорока футов высотой древовидные молочаи. Однако животный мир от самой Усагары почти не изменился. Львы здесь водились не особенно крупные, и добычей их становились обычно лишь старые и слабые животные; на человека лев почти никогда не нападал. Встречался здесь еще один опасный зверь — «мбого», или каффрский бык; изгнаный людьми из своих излюбленных мест — травянистых низин по берегам ручьев, он, как и жирафа, любил бродить по редколесью и в кустарнике…
Теперь охотники шли через саванну с обычными для нее зонтичными акациями и баобабами. Из-под ног то и дело вспархивали цесарки, но Спик не стрелял, чтобы не спугнуть более ценную добычу. Вдруг вдали замелькали над травой маленькие серые головки на высокой шее; их было так много, что издалека они казались волнующейся порослью какой-то странной травы.
— Страусы, — сказал Мухаммед. — Тебе надо?
Но Спик уже был так захвачен охотничьим азартом, что не отвечал на вопрос. Зная по прошлому опыту, что эта птица здесь не пуглива, так как ваньямвези ее почти никогда не убивают, он быстро шел к стаду, высматривая хорошие экземпляры. Страусы, по-видимому, не подозревали об опасности. Взрослые птицы шагали неторопливо, подминая траву мускулистыми лапами с широкой ступней и плавно, как лодку, неся свое крупное тело; молодежь резво бегала вокруг, путаясь под ногами у старших и получая время от времени увесистые пинки. Пышные перья, украшающие бока и хвост, искрились на солнце, как хлопья свежего снега…
Спик выбрал рослую, красивую птицу, точно прицелился под левое крыло и выстрелил. Страус вздрогнул, сделал несколько шагов, упал на грудь, попытался подняться, прополз несколько шагов, низко вытянув шею и растопырив короткие крылья, как гусь, нападающий на врага, и вдруг свалился бессильным комом, упал набок, вытянул длинные ноги, дернул ими и затих… Стадо не побежало; изумленные птицы постояли в растерянности, некоторые направились к своему упавшему товарищу. Спику стало не по себе. Он поспешно выстрелил наугад, ранил еще какого-то страуса, тот закричал тревожно и побежал прочь. Стадо загалдело, пустилось вслед за ним, и через несколько мгновений саванна опустела, лишь слышалось где-то попискивание затерявшихся малышей да мертвая птица одиноко лежала в высокой траве.
— Вазунгу едят мясо страуса? — спросил подошедший Мухаммед.
— Нет, — отвечал Спик. — Я сделаю из него чучело и отправлю в Англию. Он будет украшать мой дом, так же как у вас головы убитых животных украшают ограды тембе.
«Эти вазунгу не так уж отличаются от нас», — подумал Мухаммед, который хоть и был сыном араба, чувствовал свою принадлежность к ваньямвези…
Несколько часов бродил Спик по саванне, двигаясь на северо-восток. Он убил карликовую антилопу ростом чуть побольше европейского зайца с буро-красной шерстью и миниатюрными рожками, винторогую антилопу и несколько птиц, еще не известных в Европе.
Когда солнце перевалило за полдень, охотники вступили в скудный лесок, очень похожий на те колючие заросли, к которым путешественники привыкли в засушливой Угого.
Судя по сухости почвы, здесь пока еще выпало очень мало дождей. Голые ветви баобабов, отполированные солнцем, ветром и дождем, были то багрово-красными, то глянцево-черными; погибшие от недостатка влаги деревья пугали мертвенной белизной своих стволов; колючие кустарники тускнели матовой зеленью, напоминавшей налет на нечищеной бронзе; камедное дерево, похожее на австралийский эвкалипт, выделялось небесно-голубыми пятнами своей коры, обнажившимися там, где верхняя кожица слезла под действием палящих солнечных лучей. Стволы многих крупных деревьев были до высоты человеческого роста украшены двумя вертикальными красными полосами: это муравьи ползли по ним двумя колоннами, одна вверх, другая вниз.