Англичане продолжали болеть. Бертону в течение нескольких дней не повиновались ни руки, ни ноги, и он уже отдал все необходимые распоряжения на тот случай, если Спику придется заканчивать путешествие одному. Последний тоже временами едва держался на ногах и передвигался в брезентовом гамаке, который несли на плечах носильщики. У Спика к тому же стало что-то неладное твориться с глазами: временами он мог видеть не дальше нескольких шагов, и все предметы были для него как бы окутаны матовой дымкой.
Бертон и Спик преодолевали водные преграды не раздеваясь, своим собственным, изобретенным в ходе путешествия способом: руками они опирались на плечи одного носильщика, а ноги держал другой. Но вот экспедиция вышла к реке, которую перейти вброд было невозможно. Это была Малагарази, главная река, впадающая в озеро Танганьика. За сорок кусков ткани, шесть медных браслетов и сто связок бус путешественники получили разрешение местного вождя на переправу. Перевозчик в свою очередь потребовал немалой мзды. На узких и длинных, неустойчивых долбленых челнах за несколько рейсов караван перебрался на правый берег.
По сравнению с пройденным расстоянием Танганьика была уже совсем близко, однако однообразие и утомительность пути притупили ощущения, и англичане не чувствовали той торжественной приподнятости, какую обычно испытывают люди, приближающиеся к давней и трудной цели.
13 февраля 1858 года, возобновив поутру свое продвижение, караван пробирался в густой и высокой траве, постепенно редевшей по мере того, как тропа поднималась в гору, и уступавшей место тощему лесочку. Когда после часового перехода путешественники вышли на открытую саванну, Бертон увидел, как один из носильщиков свернул с дороги и стал быстро взбираться по крутому каменистому склону, направляясь к резко обозначенному гребню возвышенности. «Наверное малый знает короткий путь», — подумал Бертон и повернул своего осла вслед за носильщиком. За Бертоном последовали слуги и оруженосцы, Спик тоже погнал своего отощавшего осла вверх по щебнистому бездорожью, сошли с тропы некоторые носильщики, и вскоре весь караван пришел в замешательство. И вдруг Бертон, достигнув гребня, увидел под ногами крутой обрыв, а под обрывом, за широким откосом из каменных осыпей и мохнатым покрывалом густого леса, блеснула из-за листвы ближнего кустарника полоска воды.
— Что это за вода? — безразлично спросил Бертон, недовольный тем, что караван отклонился с дороги.
— По-моему, — ответил оказавшийся рядом Бомбей, — это и есть то озеро…
Бертон недоверчиво вскинул брови:
— Что, вот эта лужица там внизу?
— Это озеро Танганьика, бвана Бертон, — подтвердил Бомбей. — Все носильщики говорили, что сегодня мы увидим Танганьику.
Бертон побагровел от разочарования и злости. За ширмой кустарника под косыми лучами солнца ему были видны лишь какие-то ослепительные блики, неясно оконтуренные в просветах листвы, и он уже мысленно проклинал себя за доверчивость, за то, что легкомысленно положился на россказни арабов, которые — ему следовало бы об этом помнить — всегда склонны к преувеличениям. И вот извольте — вместо «огромного озера», «моря Уджиджи», лужа размером с пруд Серпентайн в лондонском Гайдпарке… За этим-то он тащился из Казе с такими трудностями две с лишним сотни миль! Прав был Спик: надо было идти на север к Укереве, или Ньянце.
Охваченный этими горькими мыслями, Бертон уже был готов отдать приказ к немедленному возвращению, как вдруг Бомбей потянул его за рукав:
— Сахиб, иди сюда, отсюда лучше видно.
Бертон сделал несколько шагов, глянул вниз, и лицо его озарилось изумлением и восторгом. Внизу, за узким предгорьем неровного, исковерканного трещинами холма, тянулась полоса изумрудной зелени, сказочно пышной, нигде не тронутой увяданием, за ней простиралась лента искрящегося песка, то окаймленная камышовыми зарослями, то четко срезанная подвижной линией набегающих воли, и отсюда далеко, на ширину тридцати-сорока миль, расстилалась водная гладь невиданно светлой и мягкой голубизны, по которой свежий восточный ветерок гнал маленькие полумесяцы снежно-белой пены… Вдали возвышалась неровная стена обрывистых гор, темнеющих стальными тонами, здесь украшенная чепцами жемчужно-белого тумана, там резко очерченная на фоне лазурного неба; ее глубокие ущелья, оттененные темным сгущением красок, ниспадали к пологим холмам, которые волнистой линией тянулись возле самой воды… На юге, напротив длинного низменного выступа, за которым река Малагарази выносит в озеро потоки красной глины, размешанной в ее бурлящих водах, виднелись кряжистые утесы и скалистые мысы, которые дальше, насколько различал глаз, нисходили к горстке оторвавшихся от суши островков, мерцающих еле заметными пятнышками на водном горизонте. Живописные деревни, возделанные поля, челны рыбаков на озере, игра прозрачных волн, набегающих на отлогий берег, придавали этому ландшафту такую прелесть и разнообразие, что не хватало разве только дворцов и вилл, садов и парков, чтобы он мог затмить наиболее славные своей красотой уголки земного шара.