Старик заметно оживился, голос его окреп.
— Я предложил организовать специальную экспедицию для раскопок в долине Инда и просил для этого средств. Что же, вы думаете, мне ответили? Сначала все очень заинтересовались, поздравляли меня с важным открытием, которое позволит восстановить историю Индии; потом стали сдержаннее в поздравлениях и перестали говорить об истории Индии; потом усомнились в подлинности моей находки. Черепок пошел по рукам ученых-археологов и исчез где-то в глубинах более недоступных, чем те, которые хранили его четыре тысячи лет. Я не понимал что происходит и долго обивал пороги, стараясь защитить интересы науки. Наконец, один из директоров Ост-Индской компании, к которому я обратился за поддержкой, открыл мне глаза. «Удивляюсь вашей наивности, — сказал он мне, — кто же станет помогать вам подрубать сук, на котором мы сидим? Индусы и так слишком много ропщут на то, что ими управляет нация, стоящая, по их убеждению, на более низкой ступени культуры. А вы хотите доказать, что в Индии существовала цивилизация во времена, когда на Британских островах еще гуляли медведи. Доказывайте-ка лучше, что индусы до нашего прихода были дикарями, — тогда мы вас поддержим».
Пожилая служанка внесла зажженную лампу, поставила ее на стол, опустила шторы на окнах и вышла, потихоньку прикрыв за собой дверь. Доктор Бид молчал, видимо ожидая ответа Спика. Но Спик не находил что сказать, и Бид, посмотрев на него своим пристальным, изучающим взглядом, вдруг заговорил опять своим ласковым, почти что просительным тоном:
— Мой дорогой друг, вы молоды. Я сам когда-то был молод.
— Я об этом догадывался, сэр, — сказал Спик учтиво.
— Вы еще и шутник! — улыбнулся Бид. — Я тоже в молодости был веселым человеком — об этом вы, пожалуй, не подозревали. Так позвольте мне, старику, задать вам такой вопрос: что влечет вас к научному подвигу? Не удивляйтесь моему вопросу: я слушал вас тогда на заседании, и у меня было светло на душе от вашей убежденности, меня тронуло ваше стремление — так мне показалось — бескорыстно служить истине… Но после вас говорили эти господа, и мне стало страшно за вас: не совлекут ли вас их бессовестные разглагольствования с прямого пути. Так вот чему же будете вы служить, мой юный друг? Что привлекает вас — интересы науки или выгоды манчестерских фабрикантов? Чего вы ищете для себя: сознания исполненного долга перед наукой и людьми или шумной славы и богатства?
Спику стало скучно и неловко: он еще в школе терпеть не мог хрестоматийных моралей, которые все очень любят преподносить другим, но никто не применяет к себе.
— Мне кажется, сэр, — ответил он сдержанно, — стремление к богатству было всегда одним из двигателей прогресса. Многие земли, может быть, до сих пор не были бы открыты, если бы венецианских, португальских, да и наших купцов не воодушевляла жажда умножения своего богатства.
— Все это так, но для приобретения богатства совсем не обязательно заниматься наукой: гораздо проще приобрести его торговлей, а еще проще грабежом или подлогом. Кстати, в наше время для способного человека опасности последнего пути не больше, чем те, которым подвергают себя люди, занявшиеся выяснением некоторых истин.
— Вы берете крайности, сэр…
— Все в мире состоит из крайностей и того, что расположено между ними. Мы всегда выбираем себе точку, которая ближе или к одной или к другой крайности, и только самые хитрые из нас стараются держаться середины… Но не будем увлекаться абстракциями. Лучше я расскажу вам еще об одном историческом примере. Эратосфен поставил перед собой задачу определить размер Земли. Александрийские правители не дали ему средств на точный промер дуги между Александрией и Ассуаном. Эратосфену пришлось удовлетвориться оценкой расстояния, принятой на основе времени, затрачиваемого караванами. Определить длину дуги в градусах в те времена, в третьем веке до рождества Христова, было еще труднее. Вычисленная Эратосфеном длина окружности Земли оказалась на одну седьмую больше истинной. А он потратил на это лучшие годы своей жизни. Клавдий Птолемей пошел по другому пути. Он ничего не открывал, он только собрал в тринадцать объемистых томов то, что было известно до него, создав астрономию и географию, которые позволили бездушным догматикам, состоявшим на содержании у земельной и духовной знати, на тринадцать веков остановить развитие знания! Птолемей был знаменит и богат; Эратосфен умер в нищете. Но кому из них поклонитесь вы, вступающий на научное поприще?