— Ну смотри же, Бид! — сказала мать.
Но мальчик, оробев, продолжал зажимать глаза.
— Смотри же, глупенький. Не бойся, дядя не злой.
— Я добрый, — подтвердил Спик обычным голосом, стараясь теперь говорить как можно мягче.
Мальчик нерешительно отнял одну руку и тотчас снова положил ее на прежнее место.
— Ну что ты, Бид! — укоризненно сказала Энн.
— Неужели я такой страшный! — укоризненно сказал Спик.
Мальчик снова отнял одну руку и опять прижал ее к глазу; отнял другую руку и ее возвратил на место. Отнял обе руки сразу и закрылся снова… Так он делал до тех пор, пока не рассмеялся. Колокольчиком звенел смех мальчугана, мягким неторопливым грудным смехом смеялась Энн, сдержанно, почти беззвучно смеялся Джон Спик, и всем троим было необычайно приятно и весело.
— Дядя, а вы правда настоящий герой? — спросил вдруг маленький Бид.
— Вот уж не знаю, малыш, — ответил Спик. — Спроси свою маму.
Энн опять не обратила внимания на скрытый вызов и ответила мальчику с веселой серьезностью:
— Ну конечно же, милый, мистер Спик настоящий герой: он обошел всю Африку, ездил верхом на жирафе, пил чай с дикарями, дрался с тиграми и даже выворачивал их наизнанку.
— Тигров в Африке нет, сударыня, — осторожно поправил Спик.
— Ах, так? Ну все равно, значит он проделывал это со львами…
Чай пили в небольшой гостиной с опрятной мебелью, обитой зеленоватым узорчатым штофом. Старый Бид в черном полуфраке снова был похож на того хладнокровного джентльмена, который в зале на площади Уайтхолл не аплодировал докладу Спика. Энн сама разливала чай, и Спик украдкой разглядывал ее. У нее были тонкие кисти с длинными пальцами, розовыми ладонями и чуть припухлыми подушечками на тыльной стороне. Движения ее были плавны и спокойны, словно ничто не смущало ее, ничто не могло поколебать ее уверенности в том, что она занята нужным делом и делает его правильно. Ее лицо едва ли отвечало общепринятым представлениям о красоте: гладкий белый лоб был, пожалуй, слишком высок, прямой нос, напротив, несколько коротковат, глаза, при вечернем освещении серые, могли бы быть несколько побольше, причем разрез их был чуть-чуть неодинаков; едва заметная асимметрия различалась и в мягких линиях небольшого рта; на матово-бледной, чуть бархатистой коже были редко раскиданы неяркие точечки веснушек. Но именно в этих маленьких изъянах — этих чуть нарушенных пропорциях, этой асимметрии и этих веснушках — была неповторимая прелесть, которая заставила бы заметить это лицо среди тысяч совершенных красавиц.
Спику хотелось заговорить с ней — безразлично о чем, просто чтобы послушать ее удивительно глубокий, он сказал бы гулкий голос. Но старого Бида, видимо, еще не перестал беспокоить предмет прерванного разговора.
— Мы, кажется, так и не поняли друг друга, — сказал он с виноватой улыбкой. — Во всяком случае я не уяснил, что вы думаете о задачах и долге исследователя.
— Меня с детства учили, — откровенно и просто, так ему хотелось говорить в присутствии Энн, признался Спик, — что долг каждого британца — будь то ученый, купец или военный— заботиться прежде всего о том, чтобы Англия была сильной, чтобы она стала самой могущественной державой. А затем, опираясь на свою силу, она сможет осуществлять идеи гуманности и распространять цивилизацию. Если же она не выполнит этого своего назначения, другие захватят упущенные ею позиции.
Старик покачал головой:
— И вы искренне верите, что этот путь приведет нас к торжеству гуманистических идей? Неужели вы не видите, что борьба за укрепление позиций и тому подобное выдвигает во главу нации людей жестоких, ограниченных и своекорыстных? Они уже не первое десятилетие создают наше могущество, а когда они его создадут, думаете ли вы, что они пожелают отказаться от плодов своей победы, смиренно отойдут в сторону и скажут: мы сделали свое дело, теперь распространяйте цивилизацию? Там, где они уже добились господства, они действуют как хищники — взгляните на Индию, неужели это вас ничему не учит? Нельзя уповать на будущее, не принимая в расчет силы, которые исторический процесс рождает в настоящем. Будущее возникает не из наших благих пожеланий, а из реальности настоящего. Самое большее, что мы можем делать для будущего, — это добиваться торжества идей гуманности и справедливости в настоящем.
— Если стоять на вашей точке зрения, — возразил Спик, — то можно ли вообще в наше время заниматься какой-нибудь деятельностью? Ведь любое открытие в науке, не говоря о достижениях в промышленности и прочих отраслях, может быть использовано в интересах, как вы говорите, манчестерских фабрикантов? Может быть, мне следует отказаться от второй экспедиции в Африку, потому что средства на нее дают Форейн Оффис и военное министерство? А впрочем, откажусь я — пойдет Бертон или кто-нибудь другой.