Трое вождей переглянулись, и Ядовитая Тыква продолжал:
— Султан Занзибара знает, что Узарамо свободная страна, и он должен был сказать тебе об этом, если он твой друг и брат. Или ты думаешь, что находишься в стране женщин, которые не умеют постоять за себя?
— Завтра ты не должен трогаться в путь, — дополнил хриплым тенорком Убежище Льва, — пока мы не сообщим о твоем прибытии вождю того племени, которое живет в следующей большой деревне. Таков закон для тех, кто проходит через Узарамо…
Нет, это предложение не нравилось Бертону. Он понимал, что если вождя другого племени предупредят, он тоже задержит караван и постарается взыскать возможно большую проходную пошлину, а может быть, и вовсе откажется пропустить экспедицию… Поэтому Бертон ответил:
— Я не ваш подданный и не могу подчиняться вашим законам. Но я готов заплатить за их нарушение.
Такой благоразумный подход к законам был без долгих препирательств одобрен противной стороной. Оставалось только определить размер платы. На этой стадии переговоров Бертон, обрадованный мирным оборотом дела, целиком препоручил защиту интересов экспедиции шейху Саиду. Последний же, памятуя о том, что ему и впредь придется хаживать по Узарамо, проявил такую щедрость, какая допустима только в обращении с чужим имуществом. Когда соглашение состоялось, шейх Саид был приглашен в гости к главному вождю племени, или старейшине, чтобы связать себя с ним узами братства. По принятому у вазарамо обряду, шейх Саид и Ядовитая Тыква сели лицом к лицу на шкуре антилопы, положив один другому ногу на ногу, а на бедра себе положили свое оружие. Свидетель договора — им был Убежище Льва, размахивая над головами братующихся обнаженным мечом, произносил грозные проклятия, которые падут на того, кто изменит долгу братства. Затем было принесено зажаренное сердце овцы, и каждый, надрезав другому кожу на обнаженной груди, должен был помазать кровью брата и съесть врученную ему половину сердца. Ядовитая Тыква так и поступил, но шейх Саид передал свою порцию для съедения своему рабу. Затем состоялся непременный обмен подарками. Саид бин Салим подарил своему новому брату трехъярдовый кусок пестрой ткани и медный браслет, а взамен получил откормленного быка. Шейх Саид охотно братался с местными вождями…
Вскоре после завершения переговоров громкий бой барабанов призвал женщин деревни исполнить церемониальный танец, соответствующий важности события. На центральную площадь вышли молодые африканки с замысловатой прической промазанных глиной волос, в таких же, как у мужчин, набедренных повязках, украшенные множеством разноцветных фаянсовых ожерелий и спиралями из толстой медной проволоки, которые так туго охватывали руки над локтями и ноги у щиколоток, что показались вросшими в тело. При свете огромных костров женщины двигались по кругу то быстрыми прыжками, то медленно и плавно, останавливались вдруг, заламывали руки, извиваясь всем телом, и сопровождали свои движения протяжным пением… Бертон наблюдал это зрелище с непроницаемым лицом, ничем не выдавая перед африканцами своего впечатления: белый человек должен оставаться для них высшим существом!..
Наутро караван двинулся дальше на юго-запад, и сам военачальник племени отправился вместе с ним до следующей большой деревни, чтобы никто не смел причинить путешественникам никакого вреда.
Первый месяц пути приближался к концу. Англичане все больше страдали от лихорадки. Спик переносил болезнь сравнительно легко, но Бертон в иные дни не мог уже ехать верхом. Тогда на двух шестах укреплялся наподобие гамака лоскут парусины, и шестеро ваньямвези, поделив свой груз между другими носильщиками, поочередно несли больного музунгу через густые вечнозеленые леса предгорий Узагары.
В путанице ветвей и лиан зеленоватые обезьянки с черными мордочками невозмутимо глазели на проходящий караван и, удовлетворив свое любопытство, длинными прыжками скрывались в чаще, перекликаясь пискливыми, пронзительными голосами. В воспаленном мозгу больного обладатели этих голосов рисовались животными невероятной и отвратительной формы, с туловищем пиявки и человеческой головой, которая не росла на шее, а торчала из кровоточащей груди… Обремененный думами о делах экспедиции, Бертон в бреду ощущал себя разделенным па два существа, которые постоянно пререкались и ссорились между собой. Наконец, припадок проходил, больной обливался потом, но еще долго шумело в ушах, во всех членах чувствовалась чрезвычайная слабость и встать не удавалось из-за сильного головокружения…