Дети лучше понимают — доводилось вам это наблюдать или нет? — чем старики. Старики становятся очень и очень твердыми, жесткими, хитрыми. Всю свою жизнь они имели дело с объектами. Все старики становятся Маккиавеллами. А вот юные дети невинны, доверчивы, они ближе к Будде. Почему? — они переполнены энергией.
Дети так быстро всему учатся. Почему? Есть энергия и, следовательно, есть способность понимания. Чем старше вы становитесь, тем труднее вам учиться. Говорят, что старого пса труднее обучить новым трюкам. Почему? Так не должно быть, пес ведь знает так много трюков, он может выучить и еще несколько. Ему должно легче это даваться, ведь он так многому обучен. Он так долго занимался обучением, что сможет легче обучиться чему-то еще. Но это не так.
Дети быстро учатся. Если ребенок рождается в городе, где говорят на пяти языках, он начинает изучать все пять языков, и он начинает владеть всеми пятью языками. Все они становятся его родными языками. Ребенок обладает бесконечной способностью к обучению. А причина только одна: его все еще переполняет энергия. Вскоре она рассеется в жизни.
Человек медитации становится человеком понимания, потому что его энергия накапливается. Он не растрачивает ее впустую. Его не интересуют пустяки: он вообще не вкладывает свою энергию в мелочи. Поэтому, когда приходит время отдавать, ему есть что отдать.
Энергия есть понимание. Сознавайте ее и пользуйтесь своей энергией очень сознательно, пользуйтесь своей энергией так, чтобы вы не просто растрачивали ее.
Шестой вопрос:
Что такое эго?
Это ложная сущность. Ее нет. В мире существует два больших недоразумения. Одно — эго, другое — смерть. Этих двух вещей не существует. И они не отделены, они связаны друг с другом. Это две стороны одной медали, два аспекта одной неистины.
Если у вас имеется эго, тогда вы будете бояться смерти, и тогда смерть просто обязана будет прийти — ведь вы же цепляетесь за ложное. Как долго можете вы за него цепляться? Рано или поздно вы должны будете увидеть, что оно ложно. Вы можете продолжать избегать, вы можете продолжать все откладывать да откладывать, но не вечно.
Смерть — это смерть эго. А эго — это не самое важное. Поэтому человек, который освобождается от эго, освобождается и от смерти. И тогда уже становится некому умирать.
Эго похоже на большую волну в океане, верящую, что «я — это я, и я отделена от океана». Таково эго. Вскоре эта большая волна исчезнет в океане. И тогда она почувствует смерть. И даже когда она еще здесь и, взметнувшись высоко к небу танцует танец, перешептывается с ветром, вступает в диалог с солнцем, здесь все же будет присутствовать страх, что рано или поздно ей предстоит умереть. Потому что другие волны умирают! А ведь какую-то секунду тому назад они были живы.
Ты живешь среди людей, которые умирают, то и дело умирают, один за другим. Колокол звонит по тебе. Не посылай кого-то спрашивать, по ком звонит колокол — он звонит по тебе. Всякий раз, когда кто-то умирает, смерть его приносит в дом истину, что и тебе предстоит умереть. Но почему кто-то умер? Почему же? Потому что волна верила, что она отделена от океана. Если бы волна знала, что «я не отделена от океана», где была бы смерть? Эта волна стала бы суфием. Эта волна стала бы Буддой. Если бы эта волна знала, что «я не отделена от океана. Я и есть океан. Со хум — я здесь», тогда не было бы смерти.
Эго — это ложная сущность. Оно нужно — точно так же, как нужно твое имя. Твое имя — ложная сущность. Все рождаются без имени. Но нам приходится давать определенное имя, иначе жить в мире будет невозможно: как его называть? Как к нему обращаться? Как ему послать письмо? Как дать ему денег или занять у него денег? Как привлечь его к суду? Это будет невозможно, если все будут безымянными. Это будет полнейшим хаосом! Этот мир не сможет существовать; это будет уже какой-то совсем другой мир.
И будет очень трудно разобраться, кто твоя жена, кто твой сын и кто твой муж. Во всем будет царить хаос. Имена необходимы, ярлыки необходимы. Но они ложны. Они выгодны, но они не истинны. Когда вы даете ребенку имя, вы даете имя безымянному.
Точно так же обстоит дело с эго. Если имя нужно для того, чтобы им пользовались другие, то эго нужно для того, чтобы им пользовался ты. Тебе придется говорить «я». Тебе придется говорить: «Я хочу пить». Все дело в том, что есть жажда. Но если ты подойдешь и ни с того ни с сего объявишь в мире: «Есть жажда!», то придется очень туга кто хочет пить? Где эта жажда? И тебе приходится говорить «Я хочу пить». Это «я хочу пить» просто выгодно. Ведь все, что на самом деле есть — это жажда, голод, любовь. Эти вещи истинны, а «я» нужно лишь для того, чтобы управлять своей жизнью.
Если ты это понимаешь, тогда нет проблем. Ты можешь его использовать и знать, что ты не отделен от существования. Я тоже использую слово «я», Будда использует его, Кришна использует его, Христос использует его. Его нельзя отбросить. Да и не нужно! Просто ты должен понять, в чем дело: это слово выгодно, полезно в повседневной жизни, однако не имеет экзистенциального статуса.
Не будь одурачен этим словом. Не начинай верить, что это слово — реальность. А между тем это случается. Я слышал, что Шарль де Голль был большим эгоистом, какими, впрочем, и должны быть политики.
Эта история рассказана о нем:
Однажды зимней ночью, когда он уже ушел в отставку, его жена покрылась мурашками и произнесла: «Боже мой, какой холод».
С мягкой уступчивостью де Голль ответил: «В постели, мадам, можешь называть меня и Шарлем».
Люди могут начать верить. И тогда вы наделяете это слово реальностью, которой не существует, которой оно не обладает.
Шотландцы Мак-Грегоры все как один были рослыми, сильными деревенскими жителями. Им были известны окрестные дебри, но они не очень-то разбирались в премудростях цивилизации. Но когда возникла проблема, связанная с уважением их прав на землю, глава клана, известный как Мак-Грегор, был послан в Эдинбургский университет за адвокатом.
По сравнению с этим представителем клана городской законник выглядел бледно, однако он имел хороший опыт, что им и было нужно, и поэтому был щедро задобрен и приглашен на пышный обед Мак-Грегоров. Когда законовед вошел в огромный обеденный зал, ему указали на конец стола, сплошь заставленного яствами.
Однако юрист, отнюдь не жаждавший занять место хозяина во главе стола, сказал: «О сэр, я не осмелюсь сесть на стул самого Мак-Грегора».
«Нет, осмелитесь, — уверенно сказал Мак-Грегор, — потому что он сам попросил вас это сделать».
Оглянувшись на высоченных сыновей, стоявших поблизости, юрист попятился еще дальше со словами: «Только Мак-Грегору подобает сидеть во главе стола».
Мак-Грегор от души расхохотался и, хлопнув адвоката по спине, сказал: «Сиди где тебе говорят, глупый маленький человечек, потому что, где бы ни сидел Мак-Грегор, глава стола будет там».
Эго — это всего-навсего вера в свою особость, вера в самого себя — и вера эта от начала до конца ложная и совершенно не основанная на истине.
Меня нет. Тебя нет. Есть один только Бог. Пойми это, и тогда пользуйся на здоровье этим словом. Но тогда это будет всего лишь слово. Слово, не обозначающее никакой реальности. Есть только единое. Многое — это видимость. Многое ложно. Ложность заключается во множестве и множественности. Истина же заключается в едином.
Любимый Ошо, я не в состоянии смотреть в ваши глаза. Как только я вас вижу, мои глаза тут же закрываются. Не знаю, что это: малодушие и страх или естественное явление. Пожалуйста, объясните мне, что происходит.
Аруп, значит, это произошло! Это не что иное, как самая настоящая любовь. Не создавай из этого проблему. Не думай об этом — допусти это. Чем больше ты меня любишь, тем чаще это будет происходить, потому что любовь способна знать даже с закрытыми глазами, любовь способна видеть даже с закрытыми глазами.