– Только не его, – хриплю я.
Кево позади меня резко вдыхает, но сейчас я не в состоянии на это отреагировать, даже если бы захотела. Я чувствую, как он пытается проникнуть в мою голову, и отчаянно пытаюсь удержать стену, которая не пускает его в мои мысли.
– Что? – спрашивает дедушка, словно не верит своим ушам. На его лице так много эмоций. Настолько много, что я с трудом могу их различить. – Он один из них, Блум. Он…
– Он спас мне жизнь, – говорю я удивительно твердым голосом. – И не раз. Я в долгу перед ним.
Прежде чем мой дед успевает что-то возразить, со стороны двора раздается ужасный грохот, а следом – крики и вопли. Дедушка оборачивается, я слежу за его взглядом. Толпы людей выбегают со двора – сначала повстанцы, потом люди, которые кажутся мне смутно знакомыми. Впереди я узнаю мужчину, который, я почти уверена, является советником Мастера Весны. Кавалерия здесь. Мы получили подкрепление.
Повстанцы это, кажется, понимают тоже. Один за другим они отступают и бегут к побережью.
Дед по-прежнему стоит к нам спиной, а мое изнеможение нарастает с каждой секундой. Когда Кево обходит меня, становится напротив и берет мое лицо в свои руки, у меня едва хватает сил сопротивляться.
Я вернусь. – Его голос эхом разносится в моей голове, сначала тихий и невнятный, как ненастроенное радио, затем громкий, как раскат грома. – Ничего этого я не хотел, зимняя девушка. Я вернусь и заберу тебя.
Кево склоняется ближе, и в следующее мгновение его губы оказываются на моих.
Понятия не имею, шок это или истощение, в любом случае я позволяю этому случиться. Позволяю ему поцеловать меня. И позволяю отступить от меня, уйти – шаг за шагом.
Бросив на меня последний отчаянный взгляд, Кево окончательно отворачивается и вместе с другими повстанцами устремляется к фьорду.
Часом позже я сижу на небольшом куске стены, чудом уцелевшем в бою. Он будто просто отказался быть уничтоженным. А может, с тех пор как повстанцы покинули остров, прошло уже два часа, а то и три. Чувство времени покинуло меня, прихватив с собой мой боевой дух и желание отомстить.
Вокруг меня сплошной хаос. Земля усеяна грудами обломков – камней, оставшихся от разрушенных стен Зимнего Двора, частями различного оружия и прочего хлама, оставленного после боя. Мимо снуют люди, занося раненых во двор или вынося трупы. Я зажмуриваюсь, сопротивляясь желанию заткнуть уши. Я не хочу этого видеть. Ни страданий, ни смертей. Каждое безжизненное лицо, знакомое или нет, напоминает мне мою маму, и сейчас я не могу с этим смириться. Понятия не имею, куда они ее унесли. Когда по пути в свою комнату я проходила через холл, ее там уже не было. Наверное, об этом позаботился мой дед.
Мое тело сотрясается от рыданий, и я крепче обхватываю себя руками, словно пытаясь не развалиться. Потому что мне кажется, что я вот-вот распадусь на части. Мне казалось, что боль, которую причинил мне Кево, невыносима. Но я жестоко ошибалась. Я и понятия не имела о боли, потому что те муки, которые я испытываю сейчас, когда думаю о маме, едва не разрывают меня на тысячу кусочков. Мое сердце превратилось в руины, и я уверена, что уже никогда не смогу собрать его воедино.
Я убила человека, я стала убийцей – но, даже несмотря на это, спасти ее не смогла. Каждый раз, закрывая глаза, я вижу перед собой их безжизненные лица – то мамино, то Элии. Чувства, что я испытываю к этим двум людям, чрезвычайно разные, но оба они разрывают мое сердце на части. Умом я понимаю, что, не останови я Элию, он, вероятно, убил бы и меня. И все равно – еще несколько часов назад он был живым человеком, мужчиной, у которого были будущее и семья, а из-за меня ничего этого больше не осталось. Целая жизнь, в один миг стертая с лица земли моей рукой. Это просто неправильно.
Нехотя поднимаю голову и смотрю на мужчину и женщину, стоящих рядом со мной. Они из вежливости держатся на безопасном расстоянии и делают вид, что не обращают на меня внимания, но я знаю, что они там из-за меня. Не для того, чтобы защитить. Они наблюдают за мной и следят, чтобы я не устроила заговор и не вонзила в спину моего деда нож.
Как только мятежники покинули остров, все собрались и принялись устранять ущерб – материальный и человеческий. Не желая ни с кем разговаривать, я направилась прямиком в свою комнату, но не выдержала там и пяти минут. Образы мамы, возникшие в моем сознании, материализовались в ядовитый туман, который чуть не задушил меня. Поэтому я снова спустилась вниз, где меня тут же встретили эти няньки и больше уже не отходили от меня ни на шаг.