— Моя доброта полностью исчерпана.
Что самое ужасное, Эмма ему поверила.
— Я не спал с женщиной с тех пор, как погрузил себя, пьяного, на корабль, чтобы пересечь Ла-Манш, — проговорил Гил, поднимая её подбородок так, что их взгляды встретились в почти полной темноте. — Если бы мне довелось спать с ещё одной француженкой, Эмили, то это была бы ты.
Эмма открыла рот, чтобы возразить, но он прервал её страстным поцелуем.
— Но я этого больше не делаю, — добавил он, спустя одно сводящее с ума мгновение. — Я также не пью, на случай, если ты думала меня напоить.
— Ты собираешься совсем отказаться от постельных радостей? — с некоторым любопытством спросила Эмма.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, смотри. Ты говоришь как монах… — Она остановилась и позволила тишине повиснуть на миг. — Или как евнух.
— Эмили! Ты меня шокируешь. А ведь ты юная благовоспитанная леди.
— О нет, — сказала она. — Будь я юной благовоспитанной леди, как тогда могло бы случиться то, что было в Париже.
— Сам удивляюсь, — проговорил Керр немного мрачно.
— Но оно случилось, — продолжила она жизнерадостно, — поэтому ты можешь не бояться запятнать мою репутацию.
— Я беспокоюсь о собственной репутации, — сказал он.
— Это несправедливо! — вскричала Эмма со всей силой разочарования. Если она вернётся домой проигравшей — даже если он не узнает о том, что это был вызов — ей придётся разорвать помолвку. Другого пути не было. И она не…
Она оборвала эту мысль и придала голосу спокойствие.
— Я так понимаю, мы достигли соглашения в том, что Вы задолжали мне услугу, мсье.
Керр пристально смотрел на неё некоторое время. Усмешка, притаившаяся в уголках его губ, заставила её заёрзать на своём сиденье. Затем он внезапно открыл окошко в крыше и прокричал что-то своему кучеру. Эмма не расслышала.
— Что ты сказал? — потребовала она.
— Я намереваюсь оказать любезность, — ответил он, усаживаясь обратно в угол и скрещивая руки на груди. Он не мог показать яснее, что флирт больше не занимал его мысли.
Эмма прищурилась. Она ощущала крайне неудобное тепло между ногами, беспокойное чувство во всём теле и сильное сердцебиение.
— Поскольку я не могу, увы, выполнить твою первоначальную просьбу, — проговорил Гил так, словно отказывал ей в чашке горячего чая, — то сделаю всё возможное, чтобы твоё краткое пребывание в Англии было приятным. Я покажу тебе место, которое может тебя заинтересовать.
Единственное интересное место, пришедшее Эмме на ум — его дом, и более того, его спальня, но маловероятно, чтобы они направлялись туда.
Она снова расположилась в своём уголке. Но девушка не собиралась складывать руки на груди и позволять ему упиваться своей моралью. О, нет. Эмма, может быть, и новичок в деле соблазнения, но у неё такое чувство, что она была рождена для того, чтобы научиться этому. Эмма откинула голову назад, словно обессилев, закрыла глаза и подумала о том, как граф целовал её, о том, как его рука лежала у неё на груди.
Лёгкий хриплый звук сорвался с её уст. Она закинула одну руку за голову и ухватилась за шторку так, словно пытаясь удержаться, когда карету качает. Лиф её платья натянулся, сползая с соска. Ощущение было невыносимо возбуждающим и заставило её покрутиться на сиденье. Эмма не открывала глаза. Либо Гил смотрит на неё, либо нет.
Вместо этого она сосредоточилась на воспоминании об его поцелуе. Он проник языком прямо ей в рот. Если бы она не слышала раньше сплетен о таких вещах, то не поверила бы. Разумеется, ей было известно об акте совокупления. Но она никогда… по-настоящему… на самом деле, это почти то же самое, не так ли? Когда язык Гила прошёлся по её губам, она раскрыла их так, словно он был самым сладким леденцом, который ей когда-либо встречался. И Керр был так хорош на вкус, так приятен, что у неё сердце выскакивало из груди при самой мысли об этом.
Она немного покрутилась на своём сиденье. Потому что если поцелуй похож на акт консуммации брака…Сама эта мысль вызвала в ней странное чувство.
Эмма устала держаться за шторку, и тогда она уронила руку, села прямо и подняла руки к волосам. Чудесно, когда волосы рассыпаются по плечам. Обычно горничная закалывала их у неё на макушке с помощью такого количества шпилек, что она находила их разбросанными по всей студии. Так гораздо приятнее, словно шёлк струится между пальцами. Если — если они с Гилом когда-либо— она снова издала тот хриплый негромкий звук, прежде чем смогла закончить мысль о том, где ему понравилось бы ему ощущать её волосы.
Эмма ощутила настолько острое любопытство, что ей пришлось посмотреть. И она распахнула глаза.
Гил всё ещё полулежал в углу кареты. Но теперь он не выглядел таким уж пламенным моралистом и столь довольным своей чопорной персоной. Нет.
Я знаю, что выгляжу в этом естественно, подумала про себя Эмма.
Она приподняла уголки губ в улыбке, говорившей, я точно знаю, чтобы ты желал сделать со мной, ты, монах, и затем произнесла вслух:
— Скажите мне, куда мы направляемся, лорд Керр. Я нахожусь в сильном замешательстве, когда не знаю своей цели.
— Я так и подумал, — пророкотал Гил, но затем, к её разочарованию, он откинулся на спину и закрыл глаза. — Поскольку ты немного поспала, прошу меня простить за то, что я поступлю так же.
Эмма усмехнулась, глядя в его как бы дремлющее лицо. Он достойный противник, этот её жених. Он только пока не понял, что она никогда не сдаётся.
Она опять надела маску, пока Керр притворялся спящим, и снова ощутила надежду.
Когда один из противников не сознаёт важности состязания, проявлением настоящей доброты будет дать ему время, чтобы пересмотреть его стратегию.
Глава 11
Через две минуты карета, качнувшись, остановилась, и лакей отворил дверцу.
— Где мы? — спросила Эмма, опираясь на руку Гила на выходе и позволяя ему снова закутать её в ротонду.
— В аллее позади театра в Гайд-парк, — ответил тот.
— О! Они дают сегодня представление?
— Не сегодня. Но… — он постучал в дверь своей тростью. — Думаю, мы сможем войти и… Приветствую, Джереми.
Крепкий мужчина с волосами орехового цвета и маленькими круглыми глазками открыл двери и выглянул наружу.
— Кто там? Ах, Ваше лордство, — он распахнул двери и отступил назад. — Желаете осмотреться здесь, стало быть?
Он не проявлял ни малейших признаков любопытства. Вероятно, Гил приводил женщин в закрытый театр достаточно регулярно.
— Вам лучше взять мой фонарь. Я собираюсь поспать немного, и темнота мне не повредит.
Гил взял фонарь в одну руку и протянул другую Эмме. Она позволила ему провести себя мимо Джереми, источавшего сильный запах лука, наверх в узкий пролёт лестницы. Позади них Джереми тяжело повалился на скамью в лестничном колодце, откинулся спиной к стене и немедленно захрапел.
— Ты часто сюда приходишь? — спросила она.
— Постоянно, — ответил Керр. — Я один из акционеров. Мы как раз готовимся к премьере «Сна в летнюю ночь». Я подумал, ты захочешь увидеть декорации. Они уже установлены.
— О, да, — сказала Эмма.
Знакомый запах пыли и грима встретил их, когда Гил открыл дверь наверху лестницы. В дальнем конце узкого коридорчика слегка всколыхнулась занавеска, потревоженная их приходом. Мгновением позже Гил откинул занавеску, и они вышли на левую сторону сцены.
— Одну минуту, — проговорил он. Керр прошёл к стене. На секунду она увидела огонёк от скрученной бумаги, и затем стало светло как днём.
— О, — воскликнула изумлённая Эмма. — Газовое освещение в театре! Никогда не слышала о таком.
— Мы установили его всего несколько месяцев назад, — пояснил Гил. — В твоём театре используют валики для задников?
— Конечно, — сказала она. — Опускающиеся декорации гораздо удобнее, чем плоские задники. До того, как мистер Тейт их установил, мне приходилось разрезать свои работы пополам, чего я просто не выносила. Всегда можно было видеть эту линию посередине.