— …Я сделал тебе чай… — поставил чашку на тумбочку и направился к ней, стягивая рубашку. — Ты как меня хочешь, после чая или сначала перед, а потом после?..
Мантикора подняла голову и зарычала громче. Ну надо же! А помнится, раньше в зверя было не загнать!
— …Ладно, — усмехнулся я, — я и так могу…
Я влез на кровать и обхватил хищницу со спины, зарываясь носом в подшерсток. Раздался совсем уж недовольный рык, перешедший вскоре во всхлип, и в моих руках заворочалась любимая женщина:
— Ты извращенец, Азул, — простонала она. — Дай быстрее чай!
— Совсем плохо? — поднялся я за чашкой.
— Как ты уехал, стало невыносимо — мелкий вообще не хочет оставаться без папы!
— Дай его сюда, — протянул ей чашку, а сам уселся рядом и положил руки на живот. Совсем еще плоский, но стоило коснуться — почувствовал укоризненно-радостный всплеск эмоций «драконыша».
Хорошо, что Амал в животе по своему папе так не скучал и довольствовался мной до самого рождения.
— Еще и Аршад весь день трубку обрывает, а я в офисе совсем закрутилась, все из рук валится…
— Может, ты отдохнешь? В таком состоянии еще и работать… — осторожно предложил, зная, что для Миры значит работа.
Она три года работала у Алекса в Доме Советов и вела частную практику. Но, кажется, пришло время взять перерыв. Я давно бы посадил ее дома на кровать и сдувал пылинки, и стоило невероятных усилий этого не сделать, уговорив в себе дракона заткнуться. Хватит с моей девочки пережитого!
— Алекс сегодня выразился жестче, — усмехнулась она. — И отправил на больничный.
— Прекрасно, значит, завтра мы дома?
Завтра лично поблагодарю Правящего за такой подарок.
— Ага, — наконец, улыбнулась она, и я, не сдержавшись, поцеловал ее в губы. — Соскучилась…
Она обхватила меня за шею, не выпуская из руки чашку, и дракон во мне блаженно заурчал.
— Держись, милая, я с тобой, — вдыхал любимый запах, еле сдерживаясь, чтобы не схватить в охапку и не сжать до боли. — Больше не уеду…
— Уедешь, — грустно улыбнулась она, и сердце споткнулось в груди от тоски. Будто триста лет смотрел в эти ее грустные глаза, и ничего не менялось. — Но теперь знаю — вернешься…