Глава 47
Он ощутил тепло впервые за триста лет. Все тело его казалось невесомым облачком, парящем в воздухе. Он открыл глаза, и яркий свет ослепил его. Он зажмурился. Когда привык к свету, смог оглядеться. Но увидел вокруг лишь пустоту. Ничего, кроме пространства, наполненного белым светом.
Он лежал так долго, пока не услышал голос. Такой тихий, нежный.
— Вот ты и здесь.
Голос, в котором, казалось, была скрыта вся тайна вселенной. Он был знаком Эмирсону. Но когда он впервые услышал этот голос, в нем звучали нотки стали и холода. Это было в день рокового наказания, когда его душу обрекли на долгое и мучительное проклятье.
— Кто вы? — спросил Эмирсон.
Вопрос его разлетелся эхом.
— Я думаю, мой голос тебе знаком.
Эмирсон нахмурился.
— Да, знаком, — признал он, — это вас я слышал, когда проклятье пало на меня.
Голос помолчал. Тишина здесь звучала по-другому. Она не тяготила, как бывает в земном мире. Здесь она была как будто наполнена отголосками того далёкого и непостижимого. Того, что уже не поймать, за кем не угнаться. Отголосками прошлого, которое отделилось от Эмирсона раз и навсегда.
А потом, прервав затянувшееся молчание, вдруг зазвенело:
— Твои друзья уже там, где должны быть. Пора и тебе в путь.
Эмирсон понимал, что на этом жизнь его закончилась. Вот и настал момент истины, к которому он стремился все триста лет. Он отправляется в загробный мир. Но если он всю жизнь этого с ждал, то почему сейчас медлит?
Эмирсон сделал шаг, но не сдвинулся с места. Его что-то сдерживало, не позволяло идти.
— Или ты не хочешь? — спросил мелодичный голос.
Но он не ответил, а только шумно вздохнул.
— Тебя что-то или кто-то держит? — не сдавался голос.
— Нет, — соврал Эмирсон и попробовал снова сделать шаг.
Напрасно. Он не мог сдвинуться с места. Казалось, ноги заковали в железные кандалы.
Почему не получается? Что его держит и не отпускает?
— Ты мне лжешь, — сказал голос. — А не это ли тебя останавливает?
Эмирсон не понимал, о чем говорит голос. Он посмотрел вниз, и вдруг под ногами образовалась кристально чистая лужа. Но вместо своего отражения он разглядел смутную картинку. Она становилась все детальнее и отчетливее. Душа Эмирсона вздрогнула, когда увидела то, что он оставил в мире смертных. Ту, что он покинул, хотя обещал быть всегда рядом. Клялся, что защитит, убережет от всего плохого.
— Это… — Эмирсон не договорил, не смог.
Он только с трепетом наблюдал за Анной, не в силах отвести от нее взгляда. Она работала в какой-то светлой оранжерее. Вокруг нее росло множество зеленых растений, ярких и красивых цветов. Она что-то сажала в руке, но что именно, Эмирсон не мог разглядеть.
— Она и есть та причина? — голос разлился по всему пространству, напоминая тихое журчание реки.
Эмирсон тихо пробормотал:
— Да.
— Ты хочешь вернуться?
— Нет! — резко возразил Эмирсон. — Таким я больше не буду! Не хочу быть снова проклятым!
— А если Бог предоставит тебе возможность вернуться простым человеком, ты этого захочешь? — манящий голос предлагал невозможное. То, чего даже в мыслях Эмирсон лелеять не мог.
— Я хотел бы этого больше всего на свете, — признался он, глядя на спокойное лицо Анны.
О чем она думала, когда сажала семена? Помнила ли того, кто нанес ей, возможно, одну их самых болезненных и неизлечимых ран? Простила ли она его за то, что он отпустил ее и не сдержал свою клятву?
— Даже если для этого придется пройти испытание?
— Да, — без сомнения ответил Эмирсон, — только бы вернуться к ней, снова увидеть ее и услышать ее голос…
— А если будет невыносимо трудно, все равно готов?
— Да.
В этот раз прозвучало решительнее и без колебания.
— Тогда пусть будет по-твоему!
Вокруг все разразилось страшным оглушающим грохотом. Вдруг яркое пространство, не имеющее ни конца, ни края, почернело. Словно тьма обрушилась на этот мир.
Первым, что ощутил он, была жара. Показалось, что его будто поместили в горящую печь и кто-то все время подкидывал дров в огонь. Эмирсон подвигал пальцами, и неожиданно они провалились в песок. Он в недоумении открыл глаза и огляделся.
Вокруг простирались бескрайние золотистые пески. Невысокие и плавные барханы напоминали застывшие морские волны. Они вздымались и опускались вплоть до недосягаемого горизонта. Над его головой багровело небо. Зловещие оттенки красного на небосклоне вызывали в душе тревогу. А безжалостно палящее огромное солнце сжигало все, до чего дотягивались его лучи. В необъятной пустыне стояла вечная жара.