Душа Анны расцвела. Словно она хотела давно услышать эту музыку, и вот теперь желание исполнилось. Зов ее сердца наконец был услышан, и не кем-то, а именно графом.
Анна следила за пальцами графа. Его тонкие длинные пальцы вдруг показались ей красивыми. Будто музыка, чаруя ее, делало все вокруг в разы привлекательнее. Зал вокруг не казался таким мрачным, а дерево — сухим и похожим на вулкан. Напротив, окружающий мир стал менее враждебным. Как и сам граф. Анна с пальцев, плавно летающих над клавишами, перевела взгляд на его руки. Они тоже показались ей красивыми. Анна перестала замечать выпирающие зеленые вены, множество шрамов, который были на каждом сантиметре его кожи. А его бледность, еще недавно ее пугающая, показалась чем-то обыкновенным.
Следом взгляд поднялся еще выше. На лицо графа. Его длинные до плеч волнистые волосы, которые небрежно падали на бледное, как мел, лицо, в ее глазах стали отливать теплым блеском. Его лицо с затянувшимися шрамами и темными венами показалось ей симпатичным. Она будто перестала замечать его уродство и видела его красивые черты, которые украшали овальное лицо до проклятья.
А глаза…
Желтые, словно змеиные глаза графа, перестали ее пугать. До недавнего времени стоило ей лишь взглянуть в них, как она быстро отворачивалась от отвращения. Но теперь взгляд упрямо останавливался на них. И отводить взора Анна не хотела. Ей было приятно на него смотреть. Она хотела продолжать следить за тем, как он играет, как меняется выражение его лица.
Сердце в груди Анны забилось сильнее. Что-то в ней вдруг изменилось. Но что?
Глава 3
Анна слушала музыку с волнением. Ее сердце то замирало от радости, то неистово трепетало перед страхом, что фортепиано перестанет издавать прелестные звуки. Но руки графа, к большому разочарованию Анны, остановились, перестав играть музыку, что так очаровала девушку. Впервые она в музыке услышала зов души и увидела образ чьих-то мыслей.
— Это очень красиво! — воскликнула Анна с волнением в глазах.
Граф посмотрел на нее и довольно улыбнулся. Его задумка удалась. Анна больше не грустила. На ее лице светила искренняя улыбка.
— До того, как меня настигло проклятье, еще во времена моей молодости я не умел играть на этом прекрасном музыкальном инструменте. Не умел, да и как-то в голову никогда не приходило научиться, — граф повернулся в сторону Анны, — но с появлением в моей жизни одного человека многое изменилось. Однажды проходя мимо зала, где стояло в углу старое и долгое время никем не тронутое фортепиано, я услышал эту музыку. Он играл ее, а я, прячась возле двери, восхищенно вслушивался в чудесную игру.
Анна хотела взглянуть ему в глаза, но он отвел взгляд. Не хотел, чтобы она разглядела в них печаль.
— Как же вы научились тогда играть? — спросила Анна.
— Он меня научил, — встав со скамьи, со вздохом произнес граф, — и после этого на протяжении сотен лет я каждый день тренировался, чтобы усовершенствовать навыки. Чтобы хоть раз сыграть так же красиво, как тот человек, ставший моим учителем, что открыл глаза на силу музыки.
Анна догадывалась, кем был тот учитель, что стал для графа проводником в мир искусства. Ей не требовалось лишних доказательств, потому что его глаза, наполненные острой грустью и невероятной тоской, говорили сами за себя.
— А откуда она… точнее этот человек, — прикусила Анна язык, чуть не проговорившись, — научился этой музыки?
Анне было интересно узнать, откуда сама она знала за долго до встречи с графом об этой музыке. Ведь неделями в ее сердце звучала мелодия, доводившая ее до помешательства. Мелодия повторялась, она постоянно ее напевала и в каждом шорохе листьев и дуновения ветра слышала звучания нот этой музыки.
— Этот человек учился с раннего возраста игре на фортепиано, — поведал граф, — а эту мелодию он сам придумал. Я сыграл вам сочиненное моим учителем произведение.
Граф отошел куда-то, а Анна, не сдвинувшись с места, удивленно смотрела на белые клавиши. Значит, все это время Анна слышала музыку, придуманную той захваченной в плен принцессой? Но почему? Где Анна могла слышать ее?
— Знаете, какой сегодня день? — спросил граф, дойдя до высокого дерева, растущего из пола посредине зала.
— Какой? — повернув голову через плечо, поглядела Анна на стоящего к ней спиной графа.
— В городе празднуется юбилей короля, — сообщил граф равнодушным тоном.
Анна от недоумения нахмурилась.
— Разве вам есть до этого дело? — с удивлением спросила девушка.
— Мне? Нет, наверное, — пожал граф плечами, — честно говоря, мне без разницы. Но для вас…
Граф запнулся и замолчал на полуслове. Анна встала со скамьи и подошла к владельцу замка. Стоя с ним рядом напротив сухого дерева, Анна подумала о том, что уже совершенно утратила страх перед этим человеком. Граф ее ничуть не пугал. Напротив, стоя рядом с ним, она ощущала себя как никогда в безопасности. Словно он был той самой нерушимой скалой, защищавшей ее от морских прибоев и жизненных ударов.
— Что для меня? — подхватила Анна, обводя взглядом дерево.
— Я подумал, что вам не помешает отвлечься от невзгод и насладиться устроенным в городе праздником, — набравшись храбрости, договорил граф. — Вам было бы полезно выйти из замка и прогуляться по улицам, которые сейчас красиво украшены в честь праздника, не важно какого. Главное, там, в городе, сейчас веселье, и мне показалось, вы бы хотели разделить радость народа.
Анна по-прежнему ничего не понимала. Она повернулась к нему и заговорила удивленным тоном:
— Вы меня одну отпустите?
Граф замялся. Он опустил голову и, не глядя на нее, ответил:
— Одну вас отпустить не могу, как бы не доверял. Но либо с Сэмом, либо…
Граф снов умолк.
— Либо? — не выдержав, переспросила она его.
Граф Эмирсон посмотрел на нее.
— Либо со мной, — его лицо изменилось от волнения. Он уставился на нее в ожидании какой-либо реакции. Ему, казалось, было не важно, что она скажет. Но он нуждался в том, чтобы она хоть что-то ответила, нарушив это тягостное молчание, висевшее в наэлектризованном воздухе.
Анна отвернулась от него. Она не знала, что сказать. Он предлагал ей посетить праздник, то есть вернуться в город. Ненадолго, на пару часов. Но это значит, что придется снова ходить по родным улицам. А сейчас, после предательства отца, поддержавшего совершенно чужого человека, Анна просто боялась с ним увидеться. Даже встретить его на улице города для нее — страшный сон, который не должен стать явью.
— Но, — вспомнила Анна, — вам же нельзя выходить за пределы замка!
Граф понял, что Анна искала повод не соглашаться на прогулку.
— Я, как и все проклятые обитатели замка, могу выходить за пределы стен этого места. Но всего на полчаса. После истечения определенного срока мы растворяемся в воздухе, снова возвращаясь в обитель замка.
Теперь для Анны прояснилась причина, по которой в ночь нападения волка Сэм вдруг исчез. Он тогда сказал, что его время на исходе. Так значит вот что он имел в виду!
— Однако, — не унималась Анна, — что станет с жителями города, если они вас увидят? Меня-то вы больше не пугаете, я к вам привыкла. Но они… — Анна опешила, не зная, как продолжить.
— Верно, они бы ужаснулись при виде меня, –ответил граф, — но я не собирался им себя показывать.
Анна округлила глаза.
— Но как? Как вы себя скроете от них? — вопросила она.
— Легко и просто, — был ответ графа, — маской и плащом. К тому же праздник будет проходить вечером, а в это время солнце уже скроется за горизонтом.
Все складывалось в пользу выхода в город. А Анна все никак не могла успокоиться. Она не хотела идти, потому стала искать другие отговорки.
— Но меня ищут стражники, — напомнила Анна, просияв, — я вам рассказывала тогда после ужина возле камина, что я в розыске. Если меня обнаружат, мне несдобровать!
Граф кивнул.
— Конечно, я помню, — отозвался он, — но едва ли до той, кто помог всего лишь сбежать маленькому воришке, страже есть дело. Тем более в такой святой для всех день, — с легкой ноткой презрения сказал граф, — они все будут заняты. И уже поверьте мне, о вас или о вашем маленьком проступке все забыли. Память о человеке или о его делах недолго живет в мыслях людей. Рано или поздно о человеке забывают, тем более о его деяниях.