Триста, четыреста лет пролетели, по его ощущениям. Все тело ослабло, спина горела от становящихся все более обжигающими лучей раскаленного солнца, которое стояло высокого в красном небе и было в несколько раз горячее земного солнца. Тело его горело, словно он обжёгся. Босые ноги проваливались в горячий песок, усложнявший путь.
За плечами он оставил еще триста лет. Он шел. Колени предательски дрожали, кожа под лучами солнца мучительно болела. С каждым вдохом в легкие проникал поток горячего воздуха, обжигая изнутри. В горле было сухо, как во всей пустыне, язык будто прилип к нёбу. Но останавливаться сейчас значило сдаться на полпути.
Вот только еще через сотню или двести лет образ Анны в голове стал теряться, медленно стираться, его затмевала собой боль во всем теле, жжение в стопах и огромное желание остановиться.
Если бы он был в человеческом облике, то давно бы погиб. Давно бы сдался. Потому что тело не способно выдержать такую боль. Но он был духом. Его душа бродила по пустыне в надежде отыскать конец. А душа человека — огромная сила, которая порой скрывает то, на что она по-настоящему способна.
Спустя столетия в Эмирсоне все больше укреплялась мысль о том, что именно неиссякаемая сила его души помогает идти дальше. И он считал, что даже безжалостная схватка с пустыней не сможет лишить его этой силы. Однако он ошибался.
Это он понял, когда прошло еще двести лет. Тогда не то, что образа Анны не осталось в памяти, но и душа утратила былую силу. Она отказывалась идти. А концом для Эмирсона оказался тот момент, когда он рухнул на дрожащие колени. Солнце обжигало его уставшее лицо. Он забыл образ Анны, не мог вспомнить ни голубых глаз, ни улыбки… Словно он сам выпил ту микстуру забвения, которую оставил когда-то ей перед смертью.
Он заплакал. Он мог продолжить, но больше не было сил и не было того, ради чего нужно идти. Ведь мучительная изнурённость затмила собой плотной пеленой образ Анны. Его любовь не угасла, но затерялась в потаенных глубинах его души. И найти любовь к ней, казалось, было невозможно.
Это было роковое падение Эмирсона. Момент, когда он сдался…
Глава 48
— Он сдался, — известил все тот же голос, — сдался, когда почти был у цели!
Ангелы парили над пустыней, так называемой «золотой серединой», наблюдая с высоты птичьего полёта за упавшим на колени Эмирсоном. Они не имели видимого облика, но обретали его, являясь людям в самые разные моменты, когда их присутствие было как никогда необходимо. Они появлялись в облике птиц, животных, детей или женщин. Или старух, которые возвращают человеку потерянный им сотни лет назад предмет и раскрывают важные тайны.
Но сейчас они смотрели на то, как Эмирсон все же не выдержал и опустил руки.
— А я думал, справится, — заметил другой ангел.
Они не разговаривали словами. Они передавали друг другу послания мысленно.
— Он забыл ее, — сказал ангел, который обрушил на Эмирсона проклятье.
— Значит, так тому и быть, — произнес другой ангел, взлетая вверх, — еще одна потерянная душа навеки останется здесь. А нам пора, дела не ждут.
— Но если ему помочь? — не сдавался другой.
— Не в наших это силах, — и ангел исчез.
А тот, что приходил и к Анне, и к Эмирсону, все наблюдал за потерянной душой. В отличие от других, он не потерял веру в силу этой человеческой души. Ангел будто видел страдания этой тосковавшей души.
— Не быть еще одной потерянной душе, — пообещал он.
Эмирсон почти не дышал. Колени дрогнули, и он упал лицом в горячий песок. Сколько он здесь провел? По его ощущениям, тысячи лет. В глазах помутнело, и веки сомкнулись.
Он лежал так, пока не услышал знакомый голос:
— Эмирсон…Эмирсон…
Его звали. Со всей любовью и страстью. Звали с надеждой, что он придет. Голос Анны зазвучал в его ушах и перед глазами возникло ее лицо. Сначала появились смутные очертания глаз. Следом — едва различимый овал лица. А потом улыбка, такая яркая и ясная.
Вдруг воспоминания о ней ожили. Он отыскал их в глубине своего сердца. Поймал и крепко схватил, не намереваясь отпускать. Ему показалось, что она не забыла его и все еще ждет. С неугасающей надеждой ждет его каждые день, минуту и секунду…