— Не будет, — кивнул ей Прас, изумляясь, насколько быстро соображала эта странная, но такая милая девушка. — Там будут столы, выставленные в форме арки, а между ними и немного впереди пространство для нас.
— Будем делать погружение зрителей в ход пьесы, — кажется, у неё на всё уже имелся ответ.
Да так оно и было — сколько свадеб в своей жизни посетила Рената у своих многочисленных родственников и друзей. А уж сколько сценок она умудрялась организовать в самых экстремальных условиях — не перечесть! Поэтому поменять манеру подачи для неё было достаточно легко. Всего-то сделать проходку бродячих артистов подлинней, перенести ширму для переодевания в самый угол, а то и соседнее помещение (тут уж как разрешат) и ещё пара мелочей.
Но это всё ещё впереди, зато сейчас, на второй, да и на третий, четвёртый и даже пятый дни были оглушительные аншлаги. Народ метал деньги, как в последний раз. Даже страшновато становилось, ибо глядя на всё это безобразие, остальные артисты, приехавшие в Староград с большими надеждами, начинали злиться. Ведь им перепадало куда меньше щедрот — все стремились именно на центральную площадь на удивительное представление. Что им привычные до зубовного скрежета приёмы, когда тут такая новизна!
Единственное, что слегка усмиряло пыл конкурентов, был отказ Праса и Гармы от прочих видов выступлений. Не было смысла, да и уставали изрядно. Отыграть два акта «марлезонского балета» — это вам не песенки на постоялом дворе петь, запивая их медовым сбитнем. Тут вкалывали так, что каждый вечер приходилось ходить в баню — настолько все они упревали.
Ну и восхищение. Искреннее, ведь где ещё такое увидишь? И услышишь, потому что Прас не зря считался одним из лучших певцов Гардалии. Его голос — сильный, наполненный, проникновенный не мог оставить равнодушным никого. Рената тоже производила ошеломительное впечатление. Всем: изящной и в то же время яркой внешностью (она даже приспособилась подводить глаза угольком и смастерила тушь из сажи вперемешку с жиром), высоким, пронзающим небеса голосом и бешеной энергией. Сносило всех, особенно кто в первых рядах находился.
Наконец, настал день выступления на княжеском пиру. По слухам, ходившим по тавернам, в Староград прибыло несколько иноземных делегаций. Много дней заседали они в палатах — государственные вопросы решали. Некоторые из них, большей частью простые воины, прохаживались по городу. Кто-то вызывал восхищение, например, воины Севера: могучие, возвышающиеся над простым людом на добрую голову. А кого-то старались обходить десятой дорогой, особенно узкоглазых кочевников в длиннополых халатах.
Уж больно чужд был их лик. Да и поведение не отличалось красотой манер. Резкие реакции на, казалось бы, невинные вещи, вроде мальчишки, бегущего через дорогу в не совсем удачный для того момент. Зачем так кричать? Зачем соскакивать с коня, вытаскивать плётку и избивать его до полусмерти? В таких случаях на непосед обычно прикрикивали, максимум давали по шее. Причём свои же — отец ли, мать или дядька. Да кто угодно — тут все друг друга знали, по крайней мере, местные. И, конечно же, воспитывали всех, не разбирая свой ли, чужой ли. Как и защищали от посторонних
За того мальчишку тоже вступились, иначе пришлось бы его хоронить. Ох и шум поднялся — половина города собралась. Пришлось даже страже вмешаться. Как назло тем пацаном оказался сын лучшего в городе кузнеца — не последнего человека в местной общине. В любой другой ситуации он лично бы оттаскал пострелёнка за ухо, но не в этот раз. Выскочив на зов соседки, прибежавшей к кузне и заверещавшей так, что и мёртвый бы пробудился, он зычно гаркнул на пришлого.
— Своих детей хоть конями топчи, а наших не тронь! — грозно прорычал он, возвышаясь над иноземцем могучей бородатой горой.
Если бы не несколько соратников, ощетинившиеся кривыми саблями, негодяю было бы несдобровать. Хотя не только это сдерживало народ — всё же иностранная делегация, да и стражи подошли, а тем строго-настрого было наказано не давать гостей в обиду. Как и не позволять им лишнего.
— Следите за своими щенками, — ломано ответил кочевник, не желая признавать свою неправоту.
— Это твой сын — щенок, а сам ты — собака подзаборная! — взревел кузнец, оскорблённый не только словами, но и противными интонациями.
Последние его особенно взбесили.
— Спокойствие! — вещал один из стражей, пытаясь понять, что произошло и как лучше действовать.
Стоявшие поодаль Рената с Ольшаной — они как раз возвращались от швеи, у которой забрали новое платье принцессы, всей душой болели за «наших». Попаданка еле сдерживалась, чтобы не подойти сзади к противному басурманину и не стукнуть того палкой, которая столь соблазнительно валялась рядом. Чтобы хоть как-то отвлечься от бандитских мыслей, она взглянула на мальчика. Тот корчился на руках дядьки, больше переживавшим за исход спора, нежели заботясь о предоставлении первой помощи.