— У тебя есть другие светлые идеи? М? Нет? Вот и у меня нет, так что просто заткнись и положи эту штуку в нишу.
— Если честно, то я восхищена твоей выдержкой, — едко заметила «Цикута», но ее слова я пропустил мимо ушей. В них было слишком много откровенной насмешки и злорадства, и кормить эту скотину собственным гневом не хотелось совершенно.
— Бардо. — Пилот обернулся, и его взгляд сказал все, что я хотел узнать. — Как только она получит все, что нужно…
— Я знаю, — мужчина нахмурился и глянул на куб, а затем понизил голос до заговорщицкого шепота: — Не дай ему ковыряться в тебе слишком глубоко, не позволяй отравлять разум. Я-то знаю, чем могут закончиться такие игры.
Невесело усмехнувшись, я хлопнул Бардо по плечу.
— Не хочешь потом оправдываться перед Авророй, если я умру?
Пилот наградил меня совсем уж мрачным взглядом.
— Твоя сестра знает, что ты — конченый психопат, — дернув кресло, он положил руки на штурвал, будто только он — единственный кусок стабильности в разрушающемся мире. — Но объяснять все это Флоренс — выше моих сил.
— Следи за показателями, — голос «хрустнул», как раздавленное сапогом стекло, и пришлось откашляться. Повернувшись к кубу, я скрестил руки на груди и окинул артефакт самым грозным из своих взглядов. — Герант! Ты знаешь, что делать?
— Разумеется. — Вольный вытащил из кают два кресла и поставил их возле куба. В одном развалился сам и устроил на коленях дробовик.
— Что вы задумали?! — зашипела «Цикута».
— Герант будет моей страховкой, — я наклонился к кубу и широко улыбнулся. — Я дам ровно столько, сколько нужно твоей «вольной птице» для поиска. И ты сразу же отпустишь меня — или разлетишься на сотню кусков прямо здесь.
— Вы же не психи, чтобы рисковать разгерметизацией! — хохотнула «Цикута», но через секунду смех стих и повисла гнетущая тишина. — Вы не посмеете.
— Только дай мне повод, — проворчал Герант, выразительно похлопав по оружию.
— Вольная птица…
Куб занервничал, я нутром это чуял. Артефакт или нет, а он тоже хотел жить.
— Ладно! — бросила «Цикута». — Я скажу, когда хватит, и он тебя отпустит.
— Гарантии?
— Мое честное слово, мясной комочек. В отличие от вас, людишек, я — существо с принципами.
— Да уж, конечно, — Бардо повернулся так, чтобы наблюдать за кубом и Герантом. Его взгляд мазнул по мне, светлая бровь вопросительно изогнулась. — Готов?
— Нет, — признался я честно. — Но выбор невелик.
Я устроился в кресле рядом с Герантом, положил руки на подлокотники и откинулся назад, чтобы кубу было удобнее оплести меня щупальцами.
— Начинай.
Куб ничего не ответил, и первое же холодное прикосновение вырубило меня, как удар меча.
***
Я помнил это место: моя комната в особняке отца.
Тут всегда было холодно, как в склепе, даже при врубленном на полную катушку отоплении. Здесь же был установлен камин, самый настоящий. Пережиток далекого прошлого, но отец любил такие вещи. Иногда я мог развести огонь и наблюдать за игрой пламени часами, перебирая в памяти бесконечно-одинаковые дни.
Из зеркала у стены на меня смотрел шестнадцатилетний парень. Высокий, остроскулый, нескладный, как веревочная куколка. Еще нескоро он оформится и войдет в силу, подрастет до пары сотен фунтов тугих мышц, натренированных для убийства и пыток.
Только глаза выдавали меня с головой. В шестнадцать они у меня были золотистыми, такими же, как и у матери. Полными восторга, ожидания какого-то неведомого чуда.
Чуть позже они нальются тьмой, пожиравшей меня год за годом.
Бесконечно.
Я узнал костюм с нашитыми на нем знаками нашего дома — двумя скрещенными мечами под трехзубой короной — и в груди шевельнулось дрянное предчувствие, постепенно переросшее в отвратительно-холодный ком паники.
Куб точно знал, где копнуть, а я не мог забыть. Легко вырвать воспоминания из человека, намеренно модифицировавшего собственные мозги.
Нос защекотал запах мяты и можжевельника, а от прикосновения к стеклу по руке пробежала нервная дрожь. Крутанувшись на пятках, я заметил на столе две вязальные спицы, оставленные матерью, и, схватив одну, полоснул по запястью острым концом.
Боль была самой настоящей, как и кровь, проступившая на рваной царапине.
Все это случится снова…
На самом деле.
В дверь тихо постучали, и я вздрогнул, выронив спицу из ослабевших пальцев. Она звякнула об пол и укатилась под кровать.