Этот мир — живой, и он охотится.
Он сожрет меня с потрохами.
Падаю. Бесконечно падаю вниз, врезаюсь в землю на полном ходу и не в силах открыть глаза. Дрожу всем телом, плавлюсь изнутри, рассыпаюсь на части тлеющим пеплом. Прошу воды, а перед глазами расплываются чернильные кляксы и красные пятна, похожие на кровь.
Что-то льется в горло, но я не успеваю глотать и содрогаюсь от кашля.
Секунда, вторая…
Тихий шепот Ши прорезает бесконечный сумрак белоснежной вспышкой, вырывает меня из беспамятства, помогает открыть глаза. Я будто поднимаюсь с глубины, чтобы вдохнуть полной грудью. Даже не понимаю вначале, что девчонка делает, что она там лепечет и чего хочет, а когда мысли сбиваются в плотную кучу и вижу ее лицо в опасной близости от моего — осознание катится по телу горячей волной, но я и пальцем пошевелить не могу. Ворон крошит мне ребра, бесится и вырывается, льнет к девушке, бросается ей под руки, оплетает собой, гладит угольными перьями смуглую кожу.
— Прости…
Ши только поднимает руку и спрашивает, хочу ли я еще.
Что «еще»? О чем она? О себе?
Да! Я хочу ее еще.
Что ты творишь? Ты же собирался ее отпустить!
Я? Собирался? И правда, я же хотел… Сопротивляйся! Ты сам себе хозяин, ты можешь контролировать своего ворона. Ты им повелеваешь, а не он тобой! Вспомни Анну! Ши закончит так же, как она. Ты не стоишь того, чтобы погибнуть за тебя! Хочешь еще одну жизнь загубить? Мало тебе было?
Вольный стрелок должен…
А потом снова ее губы накрывают мои, и мне отчего-то кажется, что есть в этом прикосновении какая-то щемящая нежность.
Совсем свихнулся, двоедушник?! Это все дурман и лихорадка. Планета мысли путает, играет с твоим разумом.
Совершенно себя не контролирую, чувствую, как вода медленно течет в горло, а сам толкаюсь языком девчонке в рот — осторожно, почти робко: спрашиваю разрешения и хочу проверить, как она отреагирует.
Ши резко отстраняется, на ее губах застывает несколько прозрачных капель, а во взгляде стынут серебристые грозовые тучи.
Пошло оно все нахрен!
Хватаю ее рукой за затылок и тяну на себя, прикусываю острый подборок и слизываю воду, скольжу вниз по влажной дорожке на шее. Путаюсь пальцами в тяжелых медных прядях, и меня колотит от каждого прикосновения. Тону, захлебываюсь собственным стоном, когда в нос врывается запах шалфея.
Упираюсь лбом в ее. Горячая, почти раскаленная кожа — будто она приняла часть моего жара, а из девичьей груди вылетает судорожный всхлип.
И он точно не имеет ничего общего с возбуждением.
— Отпусти, — говорит Ши холодно, а я не смею воспротивиться.
Взгляд у девчонки мрачный и злой, он дырявит мне внутренности не хуже пули.
— Нужно убираться отсюда, — хриплю и пытаюсь сгладить ситуацию, но чувствую, что воздух все больше густеет от напряжения, — весь этот мир против меня, чуть на части не разорвал.
— Ты что-нибудь увидел? — Ши держится на расстоянии в два шага и проворно крепит клинок к держателю на поясе. Ее руки ни капли не дрожат и только сейчас до меня доходит, что я был всего в каком-то шаге от смерти.
Она бы убила меня, если бы я позволил себе чуть больше.
Прочистив горло, я, наконец, нахожу в себе силы говорить:
— Шесть человек, двое связаны одной веревкой, движутся в сторону озера. Среди них ребенок.
Девчонка заметно напрягается.
— «Ребенок»? Зачем они туда идут?
— Может, какой-нибудь местный ритуал, — поднимаюсь на ноги и стряхиваю с одежды травинки и листья, — я просто не успел рассмотреть подробности.
— Предлагаю вызволить пленников.
— Зачем?
Ши опускает взгляд и о чем-то крепко задумывается.
— Прикинь сам, — она расхаживает из стороны в сторону и, кажется, уже и думать забыла о произошедшем, но напряженная линия спины и мелкая дрожь, бегущая по ее запястьям каждый раз, как наши взгляды сталкиваются, говорят куда больше, — какова вероятность, что за тридцать лет никто не добрался до склада топлива? Если мы освободим пленников, то сможем выпытать у них, есть ли здесь что-то полезное. Враг моего врага…
— Это не делает их друзьями. Они могут не знать всеобщего, оказаться мутантами, напасть сразу же, как только освободятся.
— Не проверим — не узнаем.