Замираю, готовый к любой неприятности, но ничего не происходит. Даже воздух не движется, загустев до состояния прохладного киселя.
Положение у нас предельно странное — я чувствую, как под ладонями напрягается крепкое тело девчонки.
Каждый ее мускул, каждая жила обещают мне нестерпимые муки.
— Герант, — голос Ши полон жгучего, как перец, недовольства, — поставь меня немедленно.
Смотрю вниз, на болтающиеся над землей ноги полукровки — и медленно выдыхаю. Оказывается, я секунд десять не дышал вообще.
Поспешно ставлю ее на землю. Задерживаю руки на талии, но сразу же получаю болезненный тычок в ребра — правда, даже вполовину не такой же сильный, как удар ногой, доставшийся мне в лесу.
— Идем, — шипит девушка и мягко скользит по черному глянцу, а я вздрагиваю от каждого ее движения, готовый подхватить в любой момент.
И как ты собирался отделаться от нее на Заграйте, а?
Уже никак, наверное. С ума ведь сойду от волнения.
Ши поворачивает влево, ускоряется и указывает вперед, где в зыбком мраке что-то мерцает. Девчонка позволяет себе слабую усмешку, а я чувствую движение воздуха и волну смрада, катящуюся по пещере. Будто кто-то поднял и перевернул огромный мешок с дерьмом.
Хватаю Ши за руку и дергаю назад.
Отбираю у нее кристалл и затыкаю рот ладонью, чтобы заглушить возмущенный вскрик. Поднимаю камень над головой, сжимаю и освещаю пространство, щедро разливая вокруг золотистый свет.
Ши вздрагивает и прижимается ко мне спиной, впивается пальцами в ткань рубашки до треска. Всего на секунду, но Колючка доверяется мне полностью, безоговорочно и смотрит на колышущийся ковер из переплетенных корней и тел.
16. Шиповник
Кляну себя за слабость, хочу отстраниться, дергаюсь и хватаюсь за руку Геранта, но он держит крепко, а у меня мысли в голове путаются и разбегаются в разные стороны, стоит только свету разлиться под ноги.
Увиденное меня парализует, лишает дыхания и заставляет вжаться в широкую грудь двоедушника. Пальцы сами собой впиваются в ткань рубашки, а мир медленно расплывается, затягивается мутной пеленой.
Прямо у ног мягко колышется море переплетенных корней. Покров из косичек, узелков и спиралей закрывает пол насколько хватает глаз. Среди коричневато-зеленых грубых наростов и шишек, покрывающих корни, тут и там виднеются белоснежные кости людей и животных.
Но есть и свежие тела.
Бело-голубоватая кожа вспорота тонкими корешками, что вовсю хозяйничают внутри развороченных ребер, во рту и глазницах несчастных жертв. Среди этого месива попадаются и знакомые слепые твари-охотники.
Они будто впали в транс: покачиваются на волнах из корней и не обращают внимание на незваных гостей. Пока что.
Острые иглы, заменившие им ноги, впиваются в размякшие тела, а я на мгновение прикрываю глаза, потому что почти не могу сдержать тошноту.
Они так питаются. Как деревья выкачивают пищу из почвы, так эти существа осушают трупы.
От жаркого дыхания Геранта, защекотавшего волоски на затылке, вздрагиваю, как от разряда током, но быстро успокаиваюсь. Присутствие двоедушника внушает уверенность.
— Топливо, — шепчет он одними губами и вытягивает руку вперед, указывает пальцем на светящиеся вдали точки.
И к ним нет обходной дороги.
Расстояние, на минутку, — двести ярдов, не меньше.
Какой ублюдок затащил их туда?! И зачем? Разве деревьям нужен сциловый концентрат для существования? Чтоб им всем тут повылезало!
В корневом ковре нет просветов. Можно бы попытать удачу и просто дойти до капсул, но как это сделать, если под ногами смертоносное море?
— Осмотрим стены, — шепчет двоедушник, — должно же здесь что-то быть.
Должно. Очень даже должно! Потому что в противном случае весь путь проделан зря, а тех капсул, что остались в схроне, все равно не хватит на прыжок.
— Подожди! — хватаю Геранта за руку и поворачиваю лицом к себе. — Твой ворон. Он может их достать.
Говорю слишком громко — и корешки поднимаются в воздух, будто улавливают посторонние вибрации, а Герант прижимает палец к моим губам, запечатывая слова. Мы замираем настороженными птицами и наклоняемся друг к другу, чтобы не тревожить охотников лишний раз.
Близость двоедушника волнует и настораживает, но я гоню странные ощущения прочь, потому что место для таких мыслей — совершенно неподходящее. Мы — случайные напарники, попавшие в крупный переплет, не более того.