— Неспокойно последнее время.
Люблю такое начало серьезного разговора. Ты собеседнику прямой вопрос, а он тебе о погоде начинает рассказывать.
— Камкери проглатывают одну систему за другой, — я откидываюсь на спинку кресла, а мне в голову лезут самые мрачные мысли. Раз уж грибной посол решил поговорить о том, как плохи дела, то галактика катится к едрени матери, — мы на пороге войны.
— Вы на пороге истребления, — кулганец произносит это абсолютно будничным тоном — генератор речи не отражает никакой эмоциональной окраски, но меня пробирает крупная дрожь.
— Не слишком ли громкие заявления?
— Мы не делаем громких заявлений, вольный. Мы констатируем факты.
— И ты думаешь, что камкери нас истребят?
— Камкери — симптом. Они — сыпь, которая только указывает на болезнь. Сам источник заразы невидим для нас, — кулганец медленно подплывает к окну и смотрит на стену дождя за стеклом. — Скоро Совет предложит тебе работу. Не спрашивай у нас, почему тебе и откуда нам известно. Так случится.
Слабый скрип подвески ввинчивается в висок не хуже пули. Взгляд черных глаз пропарывает тяжелый воздух комнаты и врезается в меня, заставляет влипнуть в спинку кресла.
— Не принимай задание, вольный. Считай это дружеским советом.
24. Шиповник
Герант не соврал, предупредив, что начнутся тяжелые времена.
Сам он ко мне не заходит, упорно избегает, отчего внутри стягивается паршивое чувство обреченности. Я определенно что-то делаю не так, но не могу понять, что и как с этим дальше жить.
Давлю в себе навязчивое любопытство и у Эльзы не уточняю, бывает ли в гостинице двоедушник, говорит ли с ней. Может, обо мне спрашивает?
Отмахиваюсь, запираю в себе скулящее, болезненное разочарование и приучаю к мысли, что так и должно быть.
Это нормально.
Так и надо.
Случайный компаньон, что ушел заниматься своим делом. Разве я не знала, что так и будет?
Когда второй день на Заграйте подходит к концу, мне приходит сообщение от Бардо.
Точнее, он хотел бы, чтобы сообщение получила я лично, но так как никакого портативного средства связи у меня еще нет — радостную новость мне приносит Эльза.
Девчонка врывается в комнату, как к себе домой, и, сверкая глазами, тараторит, что «господин капитан» ждет меня у магистра Гильдии.
Отдает мне небольшую пластинку-браслет: если указать ей пункт назначения, то она будет проговаривать маршрут через наушник, идущий в комплекте — крохотный завиток из синего сцила, что служит и для связи со всеми доверенными лицами, знающими, как ко мне подключиться.
Эльза упирает руки в бока и смотрит грозно.
Видит, что я даже не собираюсь одеваться, и выкидывает из встроенного шкафа вещи на кровать.
— Давайте-давайте, что вы как улитка пьяная бродите! С ума сойти, вы с самим магистром повидаетесь! — девчонка выразительно указывает на белье и ждет, когда я справлюсь с застежками, а потом сама зашнуровывает на мне новую рубашку.
Пытаюсь оттолкнуть ее руки, но с таким же успехом можно противостоять порывистому ветру. Эльза проворная и юркая, как змея, — не уследишь за ней.
— Знаешь о нем что-то полезное?
— О магистре-то? Конечно! Он двоедушник, и зверь у него забавный. Почти такой же забавный, как твой ворон.
Черная груда перьев недовольно ворочается на спинке стула и протяжно каркает.
— У него тоже ворон?
— У него енот.
Я невольно хохочу, а Эльза качает головой, совсем как взрослая.
— Жирный такой, смешной шар доброжелательности, — бубнит девочка, — он почти не сидит взаперти. Может даже по городу самостоятельно разгуливать! Поговаривают, что магистр всегда одним глазом следит за окружающими, а одним — смотрит через своего зверя. Оттого и знает все, что в городе делается.
— Здесь к двоедушникам относятся совсем по-другому, — говорю тихо и отхожу в сторону, чтобы обуться.
— У тебя дома их обижали?
Эльза сцепляет руки за спиной и склоняет голову набок, будто прислушивается.
— Да, — отвечаю твердо. — Там многих обижали.
— И вас тоже?
Я так и замираю, с сапогом в руках, и поднимаю взгляд. Девчонка стоит у кресла и мягко поглаживает ворона. Птица не противится — скорее, делает вид, что ей все равно: топорщит перья и переминается с лапы на лапу, но не улетает и не растворяется зеленым дымом.
— Я… — слова встают поперек горла, и я не могу их выдавить, потому что боюсь Эльзу испачкать своим признанием. Светлый и добрый человек — зачем ей слушать о тех ужасах, что творились с полукровками в трущобах? — Всякое случалось. Иногда обижали.