Утром девятого ноября на горизонте тонкой синей полосой проступил Хорремшах. Джерулла и носа не показал из Хаммады. Стилгар, естественно, не догадывался, каких усилий и уговоров это стоило Кромвелю, но насторожился. Все шло слишком гладко, а на войне это скверный признак. Абу Резуни почуял недоброе, приказал оставить всякую маскировку и взвинтил темп до предела.
Но напрасно. Фримены опоздали. Кромвель зашел в Панджшерское ущелье, приблизился к Арракину на пистолетную дистанцию и дал по городу, к полному восторгу Харконнена-младшего, две дюжины ракетных залпов, в результате чего изуродовал фасад императорского дворца, поверг в шок самого императора, и потряс воображение журналистов, а в итоге – все мировое общественное мнение; после чего, разминувшись со Стилгаром всего на несколько часов, разгромил строившиеся бастионы северной части Подковы, руины заминировал и беспрепятственно ушел на восток. Так сбылись предсказания полковника Памбурга. Дивизии, вышедшие, по плану Стилгара, на перехват из Отмельского ущелья, были смешаны с песком и щебнем бомбовым ковром налетевших с Центрального Рифта бомбардировщиков.
Первый и последний раз в жизни со Стилгаром приключился настоящий припадок бешенства. Военачальник завыл звериным воем, схватил наградной «дезерт игл», и в помрачении ума начал палить в поднятые над лагерем императорские гербы и значки Атридесов; на половине мишеней обойма кончилась, он запустил пистолетом в знамя и с яростью принялся бить и пинать сбежавшихся наибов и командиров, а затем упал на землю и, наверное, час лежал неподвижно, с головой закутавшись в плащ.
И было от чего загрустить. Итоги операции из глубины обороны оказались донельзя плачевны. Не менее полутора легионов остались в песках под Джайпуром и в Вулканической зоне, осадные мероприятия рассыпались как карточный домик, три отборные дивизии обратились в пыль возле самого Арракина, и ближние бастионы Северной Подковы взлетели на воздух вместе с новоприбывшими гарнизонами и подоспевшим десантом. Противник же при этом всем потерь практически не понес и оставил архиопытного и многомудрого Абу Резуни в дураках, загнав его со всем войском в безлюдную глушь, где стратег был даже лишен возможности нанести ответный удар по какой-нибудь вражеской базе.
Немного придя в себя, Стилгар – не зря, видимо, лежал целый час под водосборной хламидой – потребовал видеозаписи всего произошедшего. Ему принесли данные со спутников.
– Не то, – прорычал еще неостывший командующий. – Это все я видел. Где боевые записи?
Забыв про императорский прием и армейские дела, Абу Резуни за половину пути через Панджшер просмотрел все, что сняли нашлемные камеры спецназа, военные хроникеры и воздушный контроль. Вывод оказался самым неутешительным. Не было никаких несметных сил Конфедерации, Кромвель явился с точно таким же экспедиционным корпусом, как и у Стилгара – спутниковая система «Соллекс» врала как по-писаному, показывая то, что хотел Серебряный Джон. Южане полностью контролировали космическую связь.
Поняв это, Стилгар призадумался крепко, как никогда в жизни. Ему припомнились башни, перегородившие Хаммаду, техника, летающая и ползающая, что теснила фрименов у Джайпурских стен; он представил себе, что теперь доложит политическая разведка, и много чего еще. С чувством, какое испытываешь порой во время неодолимого ночного кошмара, Стилгар признался себе, что война, несомненно, проиграна. Это было страшно, но гораздо страшнее была следующая мысль, порожденная первой. Но тут Абу Резуни, схватившись за лицо обеими руками, приказал себе остановиться, не думать дальше, и произнес вслух:
– Я должен поговорить с Муад’Дибом.
В Арракине Стилгара встретили как триумфатора. Его объявили спасителем и героем, отогнавшим от столицы злых ворогов; до поздней ночи верховный наиб бесстрастно выслушивал официальные восторги, и лишь потом состоялся его известный разговор с Полом Атридесом в императорской спальне.
Знаменит этот разговор даже не тем, что полностью сохранился в стенограмме – до нас дошло колоссальное количество записей бесед, выступлений и афоризмов Муад’Диба, – а тем, что это, пожалуй, единственный из громадного большинства документов военного времени, который был опубликован, причем неоднократно – в статьях и монографиях, посвященных так называемому «заговору наибов». Звучит это смешно, если учесть, что Стилгар ни в каком заговоре не участвовал и в данных расследования даже не упоминался. Памятный разговор состоялся как минимум за полтора года до того, как император начал конструировать вокруг себя измены и изобретать происки злодеев; кроме того, надо быть слепым и глухим, чтобы не увидеть, как той ночью командующий всеми возможными способами пытается предостеречь Муад’Диба, и не расслышать отчаяния в его обычно столь твердом и спокойном тоне. Но еще с библейских времен историки больше доверяют клею и ножницам, нежели голосу истины.
В полумраке императорской спальни смутно угадывались очертания необъятного ложа, чем-то заставленного столика в глубине и два светлых пятна – кремовый халат Муад’Диба и над ним белое лицо с черными тенями и каймой бороды.
– Узул, – Стилгар назвал Пола тайным, давно позабытым именем, каким кроме него никто уже не называл императора, – Узул, надо поговорить.
Пол даже не шевельнулся.
– Узул, дела идут неважно. Не гони меня, дай сказать. Мы рассчитывали на флот Гильдии – его нет. Мы рассчитывали на Конвенцию – ее завтра не будет. Узул, Харконнен стоял у стен твоего дворца, и его не прогнали, захотел – пришел, захотел – ушел. Под Джайпуром и здесь, на нашей земле, мы потеряли очень много людей, а те, кто выжил, понимают – им просто дали уйти. Серебряный перегораживает пустыню башнями – юга у нас больше нет. Узул, пусть Алия заберет восток и все огненные земли. Я знаю, что говорю страшные вещи, но дальше воевать нельзя. Нужны переговоры. Отдадим Алие все, что она сможет забрать. Нам нужен мир с Великими Домами. Войну надо прекращать на любых условиях.
Муад’Диб все еще сидел неподвижно, постепенно закипая, потом повернулся и изо всех сил ударил кулаком по резному столбику кровати; вскочил, подбежал к столику и что-то торопливо выпил. Постоял, переводя дыхание, словно после долгого бега, потер лицо и даже коротко засмеялся.
– Ты наивен, мой друг Стилгар, – сказал он. – Нам не помогут никакие переговоры. Они хотят уничтожить меня. Ни Алия, ни Серебряный никогда не отступят.
– Серебряный и Алия хотят государственного признания, – возразил Стилгар. – Нам нужна передышка, и им нужна передышка. Мы можем запросить хорошую долю в их новых заводах. Это почетные условия.
– Они не остановятся, – угрюмо покачал головой Пол. – Ландсраат за них. На этих твоих переговорах мы только вытерпим унижение и ничего не получим. Серебряный и Харконнен жаждут моей крови. Им наплевать на спайс.
– Узул, лучше торговаться сейчас, чем когда они будут стоять у стен Арракина. Сейчас еще Феллах станет нас слушать. Потом уже нет. Дальше воевать нельзя.
Пол зашипел, как громадная кошка.
– Можно! И я не буду торговаться! Я император, я Атридес! И хватит, старик! Если мы не сумели отстоять наш спайс, значит, мы обязаны умереть! И мы умрем, по крайней мере, сражаясь.