Барбара с ужасом взглянула на Паулюса. Тот тряхнул головой и поправился:
- Ну, посыльным. Письма королю носишь…
Барбара выдохнула, взяла из рук брата Паулюса чашу и сделала несколько жадных глотков.
- Да, видать, больше некому! Пажей распугали всех. Герольды чуть ли не под тронами прячутся. Ходят все на цыпочках. Королева, чуть что, так в слезы. Наследника они ждут!
Глаза бывшего святого брата округлились.
- Наследника, говоришь? – усмехнулся он. – Какая нудятина!
- Бог с тобой, святой брат, что ты такое говоришь? – в ужасе воскликнула старая Барбара. – Совсем умом повредился? Одежды срамные, речи нездешние!
Она бросилась к кувшину с медом, который только-только отняла у него. Налила в чашу и подала Паулюсу.
- Вот, лечись. А то придет месье Андреас, а у него лечение похуже будет. Королева сказала, что и на «поушешный выстрел» его к себе не подпустит, когда придет пора разродиться. Брат Паулюс, а ты знаешь, что такое поушешный выстрел?
- Нет, Барбара, не знаю, - задумчиво сказал Поль. «Может, и впрямь королева не в себе…», - подумал он и вслух продолжил: – Я пока еще немного знаю. За мед спасибо, вкусный он у тебя! Лакомство божественное, Ignosce mihi, Domine! Так ты говоришь, нашелся тот, кто венчание провел. И что же? Его в моей комнате поселили?
- Брату Ницетасу комната твоя не понравилась. Говорил, что слишком тесная да темная. Так что никто там не жил. И вещи так там и лежат – как раз пойдешь, облачишься в одежду, сообразную сану. Единственное, брат Ницетас на венчание короля и королевы одолжил твою праздничную сутану, дескать, она наряднее, чем та, что он привез из обители. И, сдается мне, так и не вернул.
- Жаль. Хорошая была сутана. Ну, пойду я. Переодеться надо. Права ты.
И Паулюс с кислой миной побрел из кухни, где оставались любезные его сердцу шабли и мед. Однако не успел он дойти до порога, как столкнулся с пышнотелой женщиной, держащей на руках младенца. Младенцу было около полугода. И, едва завидев Паулюса, он сжал свои крохотные кулачки, закряхтел и стукнул женщину по лбу.
- Ваша Светлость, что ж вы балуетесь? – взвизгнула она и жалобно посмотрела на Барбару.
- Забавляется юный маркиз, - с улыбкой сказала кухарка.
Паулюс подпрыгнул. И, кажется, даже протрезвел. Немного.
- Какой еще... юный маркиз? – недоуменно спросил он у женщин.
- Ты, что же, брат Паулюс, не знал даже, что у трубадура, который маркизом де Конфьяном оказался, сын есть? – изумленно спросила Барбара. – Что ж это за такие дальние страны, что туда вести из Трезмона не доходят? Про свадьбу не знал, про наследника Его Светлости – тоже. А ведь вы ж, помнится, с мессиром Сержем приятелями были, столько выпили вместе!
Святой брат издал странный звук, явно означавший, что ничего из перечисленного кухаркой он не знал, а Серж еще обязательно ему ответит, почему держал его, своего друга, в неведении относительно сына. Паулюс с любопытством взглянул на ребенка.
- А ведь похож-то как!
- Еще б не похож, - мечтательно проговорила кормилица. – Сразу видать породу!
Породистый младенец недоверчиво окинул взглядом молодую женщину и, что есть духу, завопил.
- Ваша Светлость, Ваша Светлость! Что же вы? – запричитала та. – Мать с утра не в духе, он и плачет. Чувствует, бедняжечка.
- А как по мне, так он попросту голодный, - жизнерадостно заявила Барбара. – А мамаша его – сущая ведьма! Клянусь памятью своей кузины Никталь – тоже с бесами водилась, покуда они ее к себе не прибрали. Старая дура жила в лесу, пошла травы собирать на болото. Там и пропала, больше ее не видели.
- Совсем нехорошо в Трезмонском королевстве, - пробубнил себе под нос Паулюс и осенил себя крестным знамением. Он не рискнул спрашивать подробностей ни про ведьму, ни про то, почему юный маркиз находится здесь, а не в Конфьяне.
- Пойду я, Барбара. Пойду, - почесав затылок, сказал Паулюс. – Мне письмо надо написать одному полудурку.
Только бы вино, как и вещи, по-прежнему, было в сундуке. И уж он напишет!
- Ступай, брат Паулюс! – с улыбкой заявила Барбара. – Заглядывай по старой памяти!
И, глядя ему вслед, добавила:
- А все же славно, что он вернулся. Может, с ним и мир вернется в наш замок.
- Хорошенький какой, жаль, что монах, - мечтательно вздохнула кормилица, за что немедленно была бита по лбу юным маркизом.
22 декабря 2015 года, Париж
Король Трезмонский Мишель I успел лишь моргнуть, когда увидел, что стоит посреди огромной залы. Тут были и стол со стульями, и диван, и ящик с живыми картинками, и то, что Мари называла «духовкой», кажется (все же ее замысловатые слова постепенно запоминались). Здесь же в зале он увидел доску для рисунков. Вокруг в беспорядке лежали краски, бумага, какие-то неизвестные Мишелю предметы. Ни ширм, ни пологов не было. Даже стен не было. Только большие окна, сквозь которые доносился нечеловеческий шум. Наверное, так шумят драконы, если они действительно существуют. Его Величество подошел к окну и где-то внизу, под собой увидел сплошной поток повозок. На одной из таких в прошлый раз его катала Мари.
Мари…
Мишель оглянулся и громко позвал:
- Мари!
Его голос неприятно и грозно отразился от высоких потолков.
А откуда-то со стороны донесся тихий всхлип.
- Теперь у меня еще и галлюцинации! – услышал он голос Ее Величества.
За голосом последовал звук сбегающей воды. Но он не заглушил повторившегося всхлипа. Тот прозвучал еще несколько раз. И потом перерос в захлебывающиеся рыдания.
Мишель пошел на эти звуки и, как и утром, оказался перед запертой дверью, в которую решительно постучал.
- Мари, пожалуйста, отвори.
Плач резко оборвался.
- Мари, я все равно никуда отсюда не уйду. Не можешь же ты сидеть там вечно.
Его Величество, как и в замке, опустился на пол, откинув голову на дверь и вновь прислушиваясь к тому, что за ней происходило.
Шум воды прекратился тоже. Зато раздался какой-то шорох. А после него дверь дернулась, открылась вовнутрь, и Мишель упал прямо под ноги своей жены.
Она стояла посреди крошечной комнаты, почти совсем как та, в которой он нашел ее год назад во время укладывания книг в библиотеке старого дома, что она продавала. И, как и тогда, лицо ее было заплаканным и потерянным. Да, у королевы Трезмонской была дурацкая привычка рыдать, запершись в ванной – под шум воды, сбегающей из крана.
Теперь же глаза ее при виде короля округлились от удивления.