- Конечно, не кусок мяса! Кости одни! – буркнул Шарль и подмигнул Барбаре, однако его знаков внимания старуха не замечала. Она подошла к брату Паулюсу, внимательно окинула его взглядом с Лиз на руках и заявила:
- Ты, главное, брат Паулюс, изгони это привидение поскорее из замка. Нам здесь своих бед хватает. Еще и ты за собой притащил. И место свое помни, а то, чего доброго, отпишет наш король в аббатство о твоих похождениях. Они нынче все будто с цепи сорвались.
Паулюс мысленно в сердцах выругался. Но ссориться с кухаркой было нельзя. Слишком давно она служила в замке, слишком о многом знала, слишком многое могла. А еще была ее тяжелая ладонь – воистину страшное оружие!
- Не переживай, Барбара. Все будет окей, - сказал святой брат миролюбиво. – А помогать нужно всем, даже привидениям. Я же знаю о твоем большом добром сердце. Ты никогда и никому не желаешь зла.
- Что есть, то есть, - смягчившись, ответила кухарка. – Да только на все эти напасти никакого сердца не хватит. Чуть не померла, когда это привидение явилось ко мне и давай про кабанье мясо расспрашивать. Есть ли у тебя, брат Паулюс, чем сердце подлечить?
- Кхе-кхе! – отозвался мясник. – И силы подкрепить тоже.
Паулюс незаметно вздохнул. Аккуратно уложил Лиз на кровать. Сунул Барбаре в руки бочонок с остатками вина.
- С чего бы ты силы-то потерял? – сердито спросил он Шарля. – Впрочем, спасибо вам, - повернулся он к кухарке. – А теперь мне некогда, надо заняться этим… привидением, - кивнул он на Лиз. – Ступайте.
Барбара и мясник Шарль, прихватив бочонок, направились к выходу, но на пороге кухарка не удержалась и добавила:
- И одежда у нее срамная! Может, хоть принести ей чего?
Паулюс почесал затылок. Праздничной сутаны, действительно, в сундуке не оказалось.
- Спасибо тебе, Барбара. Одежда ей пригодится.
И оглядев внимательно габариты кухарки (кажется, она стала еще больше), с надеждой в голосе сказал:
- Вот если бы только чего из королевского…
- Можно и из королевского! Королева на сносях, ей без надобности! – сказала Барбара и, прихватив за шиворот мясника, покинула комнату монаха.
Паулюс подошел к кровати и легонько потормошил «свое привидение».
- Лиз… Лиз…
Привидение только вздохнуло, но ничего не ответило.
Монах метнулся к столу, схватил кружку, набрал в рот побольше вина и прыснул девушке в лицо.
- Лиз!
- Va te faire enculer! – прохрипела Лиз, распахнула глаза и закашлялась. – Я тебя прибью! Ты за каким чертом сюда сбежал?
- Да не сбегал я! – отшатнулся Паулюс. – Сам не понимаю, как эта хреновина приключилась. Но как же я рад тебя видеть!
Лиз очень серьезно посмотрела на Поля. Перевела дыхание и, наконец, улыбнулась:
- Точно? В Неаполь от меня мужчины удирали, но в двенадцатый век – в первый раз.
- Какие еще мужчины? Всего несколько часов не виделись, а ты уже других мужчин вспоминаешь, да?
Лиз задохнулась от возмущения. Взъерошенные ее волосы торчали во все стороны, щеки раскраснелись.
- А ты… ты… А тебе виноградник твой дороже меня! За ним сюда примчался, да?
Паулюс склонил голову набок, любуясь Лиз, медленно почесал затылок. И многозначительно изрек:
- Если бы я мог иметь виноградник и тебя – я был бы счастлив. Но если мне придется выбирать – я выберу только тебя.
- Ах ты ж…. Святой брат! – взвизгнула Лиз и бросилась ему на шею – она всегда была довольно отходчива.
Крепко обняв девушку, Паулюс блаженно заурчал. Пока он быстрыми поцелуями покрывал ее лицо, руки его направились уже привычным путем в поисках пуговок, крючочков и ленточек.
Неожиданно дверь без стука распахнулась, и на пороге снова возникла старая Барбара с узлом в руках. Глядя на такое дело, она изумленно раскрыла рот и схватилась за то место, где под пышной и гневно вздымающейся грудью билось ее большое и доброе сердце. Она издала несколько нечленораздельных звуков, а затем промолвила чуть ли не басом:
- Я погляжу, изгнание призрака проходит успешно!
- Дражайшая Барбара! – голос святого брата стал вкрадчивым. Он подошел к кухарке поближе. – Это самый новый и очень действенный обряд изгнания привидений. Я обучался ему в дальних странах. И даже успешно держал экзамен. Уж поверь мне!
- Срам один в твоих дальних странах! – отрезала почтенная Барбара. – Как бы в обители не прознали – анафеме предадут, как пить дать!
Она сунула ему в руки узел с одеждой для Лиз и, грозно сдвинув брови, добавила:
- Как переоденетесь, быстро ко мне на кухню оба. Поди, не ели ничего с утра.
22 декабря 1186 года, королевство Трезмон, «Ржавая подкова»
Прекрасная Катрин, прощаемся с тобою!
Меж нами холод звезд. Меж нами камни дней.
Ты сердцу моему останешься женою.
Во мне навек живешь – нежнейшею душою.
Но от тебя, Катрин, бегу, загнав коней.
Катрин не задумывалась о том, сколько времени провела в дороге. Для своей поездки она выбрала Фабиуса, про которого Серж всегда говорил, что тот особенно смирен и послушен. Вряд ли этот конь способен догнать Игниса. Но маркиза, отчаянно погоняя жеребца, вспоминала всех святых с просьбой, чтобы супруг ее все же остановился где-нибудь для отдыха.
Она знала, зачем она едет – вернуть Сержа. Но ничуть не знала, как это сделать. Что она может сказать мужу, как убедить его бросить ужасную затею. Катрин до боли закусывала губы. Он ей не верит. Господи! Он не верит ее словам, не верит ее поступкам. И что бы она ему ни сказала, для него все будет звучать фальшиво.
Не будучи хорошей наездницей, маркиза, после долгих часов, проведенных в седле, чувствовала себя крайне уставшей. От своих раздумий она устала не меньше. Ее терзало то, что не была хорошей матерью, оставив сына на чужих людей. И то, что совсем не была хорошей женой. Теперь уже дважды. Герцога Робера она предавала в мыслях. А Сержа, за которого готова была умирать снова и снова, предала наяву. Как такое могло случиться? Сами боги позавидовали ее счастью, или она совершила непоправимую ошибку, поверив своим глазам?
«Вы сами целовали короля».
Катрин вздрогнула. Никогда ее губы не касались губ Мишеля! Там, в саду Трезмонского замка, рядом с ней был Серж. Муж, считающий ее лгуньей.
Когда стемнело, лесные звуки стали пугать ее. Вглядевшись в быстро сгустившуюся темноту, она с облегчением увидела огоньки постоялого двора. А подъехав ближе, услышала протяжные звуки дульцимера и голос, который узнала бы среди тысяч других.