Он ответил не сразу, видимо, размышляя.
– В общем, да.
Каролина уже догадалась, почему он ответил уклончиво. Но в данную минуту ее занимал другой вопрос.
– А ты делился своими чувствами с Луизой? Ты с ней разговаривал?
Джеффри приподнялся на локте и посмотрел ей в глаза, озадаченный ходом ее мыслей.
– Я уже много лет не общаюсь с Луизой.
– И у тебя больше никого не было? В поместье, к примеру?
Она видела, как его губы сложились в ироничную ухмылку.
– Кроме тебя, никого. Многие годы я не держал в руках ничего, кроме бухгалтерских книг, и ничем не занимался, кроме овцеводства и модернизации рудников. – Он нежно чмокнул ее в лоб. – Теперь ты довольна?
Она покачала головой и ласково провела рукой по его точеным скулам.
– Нет, Джеффри, ничуть. Напротив, мне грустно. Мне это напоминает маму.
– Уверяю тебя, – протянул он, и в глазах его мелькнула искорка удивления, – я умом еще не тронулся.
Его слова задели ее, но она предпочла подавить обиду.
– Может, и мама была вполне здорова, – сказала она с горечью. – Знаешь, я однажды видела ее. С цыганом. Они вдвоем гуляли в поле.
– Они смеялись? Выглядели счастливыми? – спросил он цинично.
Каролина покачала головой, и ее волосы рассыпались по его плечу.
– Нет. Напротив, мне показалось, что они ведут какой-то весьма серьезный разговор. А может, и нет. Не знаю. Но я очень хорошо помню, как он смотрел на нее. Когда она говорила, он слушал ее, держа за руку и не спуская с нее восторженных глаз. А потом, когда говорил он, она замирала и внимала ему с не меньшим интересом. Они как будто находились друг с другом в полной гармонии, и между ними не существовало никаких преград.
Она покачала головой, силясь подобрать подходящие слова.
– Не знаю, как это объяснить, но прежде мне никогда не доводилось видеть, чтобы люди так общались. Отец, Гарри, да и тетушка Уин наговорят кучу всего, а потом норовят улизнуть. Даже когда семья собирается за столом, меня не покидает чувство одиночества. Каждый сам по себе. Глядя на мать и ее... – Каролина на минуту запнулась, не в состоянии произнести это слово вслух. – Вспоминая мать и ее любовника-цыгана, я могу с уверенностью утверждать, что и за едой они не ощущали себя одинокими. У нее был он, а у него – она. Более того, я считаю, что, и находясь с ним в разлуке – до того, как она сбежала, – в мыслях она не расставалась с ним.
Каролина взглянула на Джеффри, чтобы убедиться, что он понимает суть волновавшей ее проблемы. То, что она увидела, поразило и испугало ее. На его лице застыло выражение бесконечной тоски, быстро сменившееся задумчивостью. Он тяжело вздохнул.
– Нет, – прошептал Джеффри, – я не думаю, что твоя мать была сумасшедшей. Более того, если то, что ты мне рассказала, правда, то из всех вас она была самой здравомыслящей.
Каролина кивнула:
– Я тоже склоняюсь к этому мнению.
Джеффри нежно провел рукой по ее щеке, потом рассеянно взял прядь ее волос и намотал на палец.
– А меня ты тоже находишь одержимым тобой?
Каролина опустила голову. В глазах от внезапно подступивших слез защипало. Теперь она знала правду. Как бы она его ни любила, душу перед ней он не раскроет. Еще она понимала, что он никого не сможет полюбить до тех пор, пока не отважится выбраться из раковины, пока будет связан по рукам и ногам чувством долга.
И тогда она приняла решение. Оно не было продиктовано мимолетным капризом или сластолюбивыми мечтами, а явилось результатом кропотливой работы ее неугомонного ума. Каролина подумала, что должна постараться убедить его оставить пока свою честь в покое. Но она понимала, что успеха сразу не добьется. Он нее требовались терпение и такт. К сожалению, она не знала нужных слов. С другой стороны, слова мало что значат. А вот поступки...
Каролина посмотрела на графа и увидела обострившиеся черты и плотно стиснутые челюсти. Она опустила глаза, и ее взгляд, скользнув по его голой груди, застыл на вздыбленных панталонах. Значит, Джеффри все еще желал ее. Хотел обладать ею. Но честь заставляла его держать себя в рамках условностей и не позволяла лишить ее невинности.
Она занервничала, хорошо сознавая, какому риску подвергает себя, отваживаясь на столь смелый поступок. Если она заставит Джеффри забыть о чести, то он, расценив это как предательство, может не простить ей ее поведения, и, лишившись девственности, она потеряет и любимого мужчину.
Но игра стоила свеч. Ради Джеффри она готова была рискнуть, даже если в результате она с ним расстанется.
Если бы она могла показать ему хотя бы раз, что это значит – разделить с человеком минуты подлинного счастья, если бы могла дать ему возможность ощутить всю ту полноту чувств, которую только что испытала сама, тогда, может статься, он вновь обрел бы способность любить. Она мечтала только об одном – чтобы он ее полюбил, но если он не сможет...
От этой мысли Каролина похолодела, но все равно решила провести свой план в жизнь. Если Джеффри не полюбит ее, тогда, может быть, он найдет любовь в другом месте? Разве это не стоило того, что она собиралась ему предложить? Даже если речь шла о ее целомудрии?
– Ты что-то притихла, – услышала она негромкий голос графа.
– Я думаю, – ответила она.
Она видела, как его губы дрогнули в улыбке.
– Умоляю тебя, только не это! Каждый раз, когда ты начинаешь думать, для меня все заканчивается...
– ...чем-то, о чем ты потом сожалеешь? – подсказала она. Он погладил ее по щеке. Его лицо вдруг приобрело страдальческое выражение.
– Нет, – прошептал Джеффри. – Я никогда не сожалею о времени, проведенном с тобой.
Его слова развеяли последнюю тень сомнения, вселив в Каролину уверенность в правильности принятого решения. Он ни о чем не сожалел: ни о том, что тратил на нее время, ни о том, что разбирался с ее проблемами, ни о том, что ухаживал за ней. Он даже не сожалел о том, что дал понять ей, что такое физическая любовь. А она? Станет ли она сожалеть о том, что поделилась с ним тем, чему научилась? Ответ напрашивался сам собой: нет. Никогда.
Теперь ничто не могло заставить Каролину отступить от задуманного. Исполненная решимости, она встала на колени.
– Каролина?
– Я хочу это видеть, – твердо сказала она и провела рукой по его груди вниз.
– Что? – Джеффри перехватил ее руку, скользнувшую вниз по животу.
Она заглянула в его испуганные глаза.
– Луиза сказала, что есть вещи, которые я могу делать, не подвергая опасности свою невинность.
Он издал странный звук, похожий то ли на ироничный смех, то ли на стон.
– Каролина, милая, есть предел даже моему самообладанию.
– Доверься мне, – попросила она и потянулась к нему, чтобы поцеловать его упрямый подбородок. – Закрой глаза. И ни о чем не думай.
Приподнявшись, она нечаянно задела грудью его обнаженный торс, и ее окатил новый вал огня. Это легкое прикосновение не оставило равнодушным и Джеффри. Он вздрогнул, как обожженный раскаленным железом, и не смог устоять от искушения дотронуться до нее. В нем происходила внутренняя борьба. Каролина поняла это по его судорожным, неуверенным движениям. Пылкость, с какой он прикоснулся к ней сначала, вдруг исчезла, и рука безвольно упала. Но глаза его оставались крепко зажмуренными. Он застонал.
– Я не обесчещу тебя, – прошептал Джеффри.
– Я знаю, – отозвалась она, стараясь его успокоить, и попыталась осторожно освободить пальцы из его железных тисков. – Ты не способен на это. – Каролина снова принялась покрывать нежными, легкими поцелуями твердую линию его сжатого рта, а ее рука в это время медленно скользила вниз по его голой груди, пока не достигла границы, где начиналась одежда.
Она с радостью заметила, что Джеффри перестал сопротивляться и покорился неизбежному. Напряжение его покинуло. Он расслабился и отвечал на ее ласки, как прежде, легкими, дразнящими касаниями. Когда она справилась с пуговицами, он приподнял бедра, позволив ей стянуть с него панталоны.
Теперь она могла посмотреть на него. Открыто. Ученым взглядом.
С жадностью.
От него веяло жаром. Но больше всего ее поразил размер. Она не ожидала, что он так велик. Восхитительно велик.