Маркиз уже собрался вернуться в экипаж и уехать — до дома на Хай-стрит предстояло еще добрых двадцать минут пути, — однако Энн нахмурилась и снова схватила его за руку.
— Ни в коем случае!
— Почему-то начинает казаться, что вы ко мне неравнодушны, — пробормотал он.
Не вполне уверенная, чем именно была вызвана озабоченность: то ли беспокойством о здоровье, то ли близостью красивых чувственных губ, — Энн решила выбрать первый вариант.
— Я не о том, — деловито уточнила она и потащила спутника к парадному подъезду. Сначала показалось, что сдвинуть с места нареченного жениха так же трудно, как сдвинуть гору, однако, в конце концов, маркиз подчинился. — У отца наверняка найдется подходящая одежда. Зайдете и переоденетесь. Не могу допустить смерти от переохлаждения, тем более что всю вину свалят на меня. — Убедили. — Дрожь не помешала достать из кармана соверен и расплатиться с возницей, но холод действительно пробирал до костей.
Вопреки правилам Ламберт не распахнул дверь перед господами, и Энн только сейчас вспомнила, что по вторникам после полудня слуги свободны.
Черт! — пробормотала она и полезла в ридикюль за ключом. Хорошо, что лорд Хэлферст сумел догнать вора.
— Что случилось?
Ничего. Просто никого нет дома.
— А…
Энн вздрогнула, но вовсе не от холода. Никогда еще ей нe доводилось надолго оставаться наедине с мужчиной. А идея впустить в дом этого большого, сильного человека и вообще была чересчур смелой — мягко говоря. Но экипаж уехал. Позволить спасителю идти под снегом? Нет, нельзя. Это несправедливо и даже жестоко!
— Как бы ни сложились обстоятельства, — объяснила она не столько спутнику, сколько себе самой, — выхода нет: вы промокли и замерзли, причем из-за меня.
— Ничего не имею против, — заметил маркиз. — Хочется верить, однако, что хотя бы один из нас не окончательно сошел с ума.
Что ж, сумасшествие, во всяком случае, могло бы объяснить ее поведение.
— Комнаты отца здесь. — Энн направилась к лестнице.
Максимилиан взял ее за руку.
— Так, значит, дома никого нет? — уточнил он и повернул ее лицом к себе. — Не ошибаетесь?
Противостоять объятию не было ни сил, ни желания. Энн поднялась на цыпочки и уступила жаркому, требовательному поцелую, по сравнению с которым все предыдущие казались по-детски целомудренными. Однако едва наваждение отступило, реальность заявила о себе резким запахом пива, смешанным с крепким рыбным духом.
— Фу!
Максимилиан с улыбкой посмотрел сверху вниз.
— Как правило, мои поцелуи вызывают несколько иную реакцию.
— Надо срочно переодеться. Понятия не имею, как вы сами терпите.
— Привык, почти не замечаю.
Лорд Хэлферст хотел снова ее обнять, однако Энн отступила.
— Вот здесь есть свободная спальня. Сейчас поищу одежду.
Жаль, что в пустой комнате не растоплен камин. Впрочем, ее овцевод непременно что-нибудь придумает.
Энн на мгновение застыла и даже перестала рыться в шкафу в поисках подходящей чистой рубашки. Ее овцевод? Что за новости? С какой стати?!
— Ничего не поделаешь, должен же кто-то присмотреть за овцеводом в огромном чужом городе, — пробормотала она вслух, едва веря собственным словам. Дело в том, что, несмотря на весь свой йоркширский патриотизм — а может быть, благодаря закалке деревенской жизни, — Максимилиан Трент оказался самым умелым и уверенным в собственных силах джентльменом из всех, с кем Энн довелось познакомиться во время светских сезонов.
Она достала из шкафа рубашку, брюки, жилет, сюртук и даже шейный платок. Костюм, разумеется, трудно было назвать изысканным, но ничего не поделаешь — ситуация чрезвычайная. Вряд ли маркиз начнет привередничать.
— Вот, держите. — Энн громко оповестила о своем приближении и лишь, потом распахнула прикрытую дверь. Вряд ли, конечно, гость предстанет раздетым, но все же подстраховаться не мешает.
К огромному разочарованию, маркиз до сих пор даже не снял мокрое грязное пальто. Он сидел на корточках перед весело горящим камином и грел руки.
— Да снимите же это, наконец! — раздраженно приказала леди Бишоп и положила одежду на стул.
Гость выпрямился. Колено, видимо, болело: чтобы подняться, пришлось схватиться за край камина.
— Я пытался, — смущенно признался он. — Не смог расстегнуть пуговицы; пальцы замерзли и не слушаются.
Можно было бы заподозрить в словах хитрость или, по крайней мере, преувеличение, однако в этот момент маркиз потер руки и неподдельно вздрогнул.
— Вам действительно очень холодно, да?
— Если честно, то замерз до полусмерти, — признался он и снова вздрогнул. — Сам не понимал, пока едва не обжегся трутом и даже не заметил. — Несколько мгновений он смотрел на нее молча, а потом откашлялся и добавил: — Вот развел огонь, сейчас разгорится, и сразу станет теплее.
— Позвольте, помогу. — Энн подошла ближе. Во-первых, человек действительно нуждался в помощи, а во-вторых, очень хотелось прикоснуться. Не к одежде, а к его собственной гладкой, пусть пока и холодной коже.
— Не стоит беспокоиться, сейчас согреюсь и справлюсь.
— Стойте смирно! — решительно приказала она, развела в стороны его руки и подошла вплотную, чтобы расстегнуть пуговицы.
Объятие оказалось таким близким, что трудно было сохранить невозмутимость. И все-таки удалось распахнуть пальто и скинуть с плеч.
Следом на пол отправился сюртук. Энн чувствовала на себе воспаленный взгляд, однако не осмеливалась поднять глаза навстречу. Глаза предательски откроют правду; как же тогда притворяться, что она действует исключительно из жалости?
Едва очередь дошла до мелких тугих пуговиц на жилете, маркиз опустил руку и быстрым ловким движением расстегнул пряжку на меховой накидке Энн. Горностаевая пелерина плавно сползла с ее плеч. Энн замерла.
— Просто подумал, что вам жарко, — невинно оправдался он.
Можно было бы ехидно заметить, что пальцы уже приобрели утраченную подвижность, однако она сочла за благо промолчать. Распахнула жилет и провела ладонями по холодной мокрой рубашке. Ощутила рельефную, почти скульптурную мускулатуру и вспыхнула: вот теперь стало по-настоящему жарко.
Энн придвинулась ближе и сняла жилет с плеч; он скользнул по рукам и упал на пол. Пиво и устрицы никогда еще не пахли так восхитительно, так притягательно. Прильнув, она ясно ощутила откровенное мужское возбуждение. Опустила глаза и не смогла сдержать изумления.
— Боже милостивый!
Наконец-то нашлись силы посмотреть в лицо тому, кого она так старательно раздевала. Максимилиан вздохнул, словно внезапно ожившая статуя, и прильнул к губам в нетерпеливом жадном поцелуе.
— Энн… — прошептал он единственное слово, сжал тоненькую талию и властно привлек к себе.
Леди Бишоп прикрыла глаза и уступила чувствам. Поцелуй продолжался, углублялся, становился жарче и требовательнее. Подобно мечте, увлекал, манил куда-то. Понять, куда именно, пока не удавалось, и все же очень хотелось попасть в неведомую страну — вместе с тем, кто вел по незнакомой дороге.
Крючки на спине платья расстегнулись мгновенно, словно сами собой. Жаркая волна захлестнула и безжалостно заглушила остатки здравого смысла, который упрямо пытался напомнить о необходимости спасаться бегством, пока слушаются ноги.
Ноги, однако, начинали подводить и уже отказывались держать. Ощущение близости дарило телу странную, граничащую с опустошением легкость.
Издав странный, напоминающий звериное рычание звук, Максимилиан сорвал с себя шейный платок, крепче обнял любимую, и в следующий миг оба оказались на ковре, среди разбросанной одежды.
Он ласкал страстно и жадно, даря наслаждение и в то же время заставляя стонами умолять о продолжении. Сорвал с себя мокрую рубашку, отбросил в сторону и прильнул мускулистым телом к Энн. Постепенно поднимая ее сорочку, он стал покрывать поцелуями каждый дюйм, каждый уголок прекрасного, манящего, но пока еще неведомого тела.