состоянии провести человечество между Харибдой и Сциллой -- тираниями и мировыми войнами.
Хуже того: -- новые социально-экономические системы, приходя к господству, сами облекаются в
механизмы политических деспотий, сами становятся сеятелями и разжигателями мировых войн. Наука
превращается в их послушную служанку, куда более послушную и надежную, чем была церковь для
феодальных владык. Трагедия коренится в том, что научная деятельность с самого начала не была
сопряжена с глубоко продуманным нравственным воспитанием. К этой деятельности допускались все,
независимо от уровня их нравственного развития. Неудивительно, что каждый успех науки и техники
обращается теперь одной стороной против подлинных интересов человечества. Двигатель внутреннего
сгорания, радио, авиация, атомная энергия -- все ударяет одним концом по живой плоти народов. А
развитие средств связи и технические достижения, позволяющие полицейскому режиму
контролировать интимную жизнь и сокровенные мысли каждого, подводят железную базу под
вампирические громады диктатур. (Вот и пример -- контроль над Интернетом).
Таким образом, опыт истории подводит человечество к пониманию того очевидного факта, что
опасности будут предотвращены и социальная гармония достигнута не развитием науки и техники
самих но себе, не сверх-развитием государственного начала, не диктатурой «сильного человека», не
приходом к власти пацифистских организаций социал-демократического типа, качаемых
историческими ветрами то вправо, то влево, от бессильного прекраснодушия до революционного
максимализма, -- но признанием насущной необходимости одного-единственного пути: --
установления над Всемирной федерацией государств некоей незапятнанной, неподкупной
высокоавторитетной инстанции, инстанции этической, вне-государственной и надгосударственной,
ибо природа государства неэтична по своему существу.
Какая же идея, какое учение помогут создать подобный контроль? Какие умы его выработают и
сделают приемлемым для громадного большинства? Какими путями придет такая инстанция к
общечеловеческому признанию, -- она, отвергающая насилие? Если же она примет к руководству
принцип постепенной замены насилия чем-то другим, то чем же именно и в какой
последовательности? И какая доктрина сможет разрешить все возникающие в связи с этим проблемы с
их неимоверной сложностью?"
45
Книга Д.Андреева стремится дать, в какой-то мере, на эти вопросы ответ, хотя общая тематика
ее шире. -- "Подготавливаясь к ответу, следует ясно сформулировать, в чем же это учение видит
своего непримиримейшего врага и против чего -- или кого -- оно направлено. В историческом плане
оно видит своих врагов в любых державах, партиях и доктринах, стремящихся к насильственному
порабощению других и к каким бы то ни было формам и видам деспотических народоустройств. В
метаисторическом* же плане оно видит своего врага в одном: -- в Противобоге, в тиранствующем
духе, Великом Мучителе, многообразно проявляющем себя в жизни нашей планеты. Для движения, о
котором я говорю, и сейчас, когда оно едва пытается возникнуть, и потом, когда оно станет
решающим голосом истории, врагом будет одно: -- стремление к тирании и к жестокому насилию, где
бы оно ни возникало, хотя бы в нем самом. Насилие может быть признано годным лишь в меру
крайней необходимости, другими словами, пока самая сущность государства не будет преобразована,
а живое братство всех не сменит бездушного аппарата государственного насилия.
(*Метаистория -- совокупность процессов иноматериальной природы по Д.Андрееву, Интернет, т.е.
протекающих в областях как материальных, так и духовных).
Не обязательно надо предполагать, что подобный процесс займет непременно огромный
отрезок времени... Нацистская Германия, например, ухитрилась добиться своего даже на глазах одного
поколения. Ясное дело, ничего, кроме гнева и омерзения, не могут вызвать в нас ее идеалы. Не только
идеалы -- даже методика ее должна быть отринута нами почти полностью. Но рычаг, ею открытый,
должен быть взят нами в руки и крепко сжат. Приближается век побед широкого духовного
просвещения, решающих завоеваний новой, теперь еще едва намечаемой педагогики. Если бы хоть
несколько десятков школ были предоставлены в ее распоряжение, в них формировалось бы поколение,