— Что? — я склонился к его лицу. Со стороны могло показаться, что я его целую.
— Я же… говорил, что… теперь буду… вас защищать…сам…
Меня захлестнуло волнением, поэтому мои руки тряслись, пока я разрывал то, что осталось от свитера на его груди и осторожно ощупывал его тело.
— Идиот, — констатировал я, — адское пламя без палочки! Только ты на такое и способен, Поттер! Лежи и молчи, ради Мерлина!
Отточенными движениями я помахивал палочкой. Уж остановить кровотечение я был в силах, а потом поможет костерост. Только бы переправить его в Хогвартс. Но магическое истощение… Это было опаснее всего.
— Вы… были правы насчет… чудовища. Но кто бы… мог подумать, что это… Обскур…
Я застыл с поднятой палочкой в руке.
Ну конечно. Как же я не предположил раньше! Обскур!
— Откуда в Хогвартсе Обскуры? — ошеломленно проговорил я.
Поттер не ответил. Его глаза закрылись, и я подумал, что так даже лучше. Сознание ему сейчас ни к чему.
Не будет чувствовать боли.
========== Глава 6 ==========
Когда я принес Поттера на магических левитируемых носилках в больничное крыло, в Большом зале уже начался ужин. Мадам Помфри только вскрикнула и принялась хлопотать вокруг кровати, на которую я бережно переложил Поттера.
Герой выглядел неважно. Он пребывал в беспамятстве, лицо его было бледным до серости, глаза утопали в черных полукружьях, пальцы рук чуть подрагивали.
Влив в него несколько зелий, мадам Помфри диагностировала его заклинаниями и удовлетворенно кивнула.
— Все в порядке, беда миновала. Заживляющие, кроветворные и обезболивающие сделают свое дело. С магическим фоном сложнее. Он должен восстановиться самостоятельно.
Я кивнул. Больше всего мне внушало беспокойство именно его магическое истощение. Известны случаи, когда после беспалочковой магии волшебники становились сквибами. Такое случалось в результате применения и менее опасных заклинаний, чем Адское Пламя.
Поттер тихо застонал. Я окинул взглядом его страдающее от боли тело, обнаженное до пояса, в котором костерост уже запустил сращивающие процессы. Подтянув белую простынь, я укрыл его. От моего прикосновения он слегка поморщился.
Сколько же внутри него волшебства!
Вспомнив внушающий размах жарких крыльев огненной птицы, сотканной их чистого огня, и то, как она кружила вокруг беснующегося обскура, я ощутил нечто сродни зависти. Поттер держал заклинание под строгим контролем, иначе непокорное Пламя выжгло бы все на многие мили вокруг, включая нас. В сыне Джеймса Поттера жила огромная магическая сила. Если бы Темный Лорд помедлил несколько лет со своим воскрешением, то можно было бы с уверенностью сказать, что Гарри отправил бы его на тот свет без особых усилий. Можно всю жизнь посвятить обучению волшебству, но такая сила — врожденный талант. Дамблдор был прав, когда говорил, что мальчик нас еще удивит.
Гарри еще раз тихонько застонал, и я, повинуясь внезапному порыву, прикоснулся ладонью к его волосам. Лечебные зелья и заклинания сделали свое дело, теперь его беспамятство превратилось в целительный сон, который быстро восстановит потраченные магические силы.
В тот вечер я покинул больничное крыло как только удостоверился, что Поттер выздоравливает. Нужно было организовать поиски Конборна.
Но меня опередили.
Еще в лесу я послал в замок патронуса, который сообщил Минерве о событиях вечера. Ко мне навстречу, мотая фонарем, выбежал Хагрид и тут же сказал, что он, Флитвик и вызванный на помощь отряд мракоборцев из Лондона отправляются в лес.
Когда я выходил из лазарета, я увидел, как мне навстречу двигаются носилки в сопровождении профессора Флитвика, помахивающего палочкой. На носилках в плачевном состоянии лежал израненный и замерзший Конборн. Он выглядел так, словно его швырнули с обрыва.
Бегло осмотрев следователя, я понял, что он отделался меньшей кровью, нежели Поттер. С обскуром он не сражался, лишь подвергся нападению и быстро отрубился.
Когда я пришел в больничное крыло после обеда и узнал, что Поттер все еще не пришел в себя, я удивился. Это было странно. Обычно волшебнику, потерявшему такое количество магии, требуется не больше суток сна, чтобы восстановиться, но, видимо, Поттер был исключением из правил.
Уроки по Защите отменили.
Я услышал за завтраком на следующий день тревожный разговор мадам Помфри и Минервы МакГонагалл о том, что Гарри не приходит в себя, и волнение мое усилилось. Вечером я подробно расспросил врача Хогвартса о состоянии мистера Поттера. Поппи развела руками. Диагностические заклинания показывали, что с организмом у него все было в порядке, он полностью выздоровел, переломанные кости срослись без осложнений, баланс магии восстановился, он был абсолютно здоров.
Я применил легилименцию, чтобы проверить разум мальчишки, но и там был полный порядок. Да и не могло быть иначе, осбкур действует всегда на физическом уровне, не на ментальном.
Конборн на соседней кровати давно выздоровел. К нему вернулся красивый цвет лица, румянец и болтливость. Он беспрестанно донимал меня расспросами про обскура, и кто, по моему мнению, это мог быть. А я ни о чем не мог думать, кроме Поттера.
На занятиях я механически отчитывал лекции, варил образцовые зелья, даже перестал придираться к ученикам. МакГонагалл организовала расследование по поиску обскура, которое с большим энтузиазмом возглавил Конборн. Молодой следователь так сокрушался о состоянии профессора Поттера, что это уже выходило за рамки приличий. Мне казалось, рано или поздно, он начнет зацеловывать лежащего без единого движения Поттера прямо на больничной койке. На очередном собрании, которые проводились теперь каждый день, я довольно грубо посоветовал ему принести хоть какую-то пользу, а не шататься по больничному крылу, заламывая руки и стеная.
Нам было велено аккуратно следить за учениками. Если обскур, то значит, ребенок, потому что было известно, что обскуры редко доживают до 13 лет. Старшеклассники отпадали, значит, это кто-то с младшего курса.
Разнообразие в наши и без того насыщенные будни внесло появление в Хогвартсе профессора трансфигурации — Драко Малфоя, которого утвердили в министерстве.
Малфой прибыл через каминную сеть, собранный, серьезный. В простой черной зимней мантии, подбитой мехом, черной рубашке, черных брюках из шерсти, в руках у него был пузатый саквояж, внутри которого что-то позвякивало. Длинные белые волосы, спускавшиеся до середины спины, ярко контрастировали с его темным одеянием. Лицо утратило юношескую нежность, черты заострились. Взгляд льдисто-голубых глаз был спокойным и враждебным одновременно. Судя по его выражению лица, он собирался сходу защищаться от нападок, но мы встретили его вежливо-нейтрально. Минерва чуть более холодно, чем остальные. Что-то от того мальчишки с непомерно раздутым самомнением в нем осталось. Малфои не могут без собственного эго, и тем более не могут не демонстрировать его окружающим.
Говорил Драко довольно уверенно, наградил меня теплым взглядом и кивком головы чуть более глубоким, чем для всех остальных, и приступил сразу к делу. Когда мы уходили из директорского кабинета, Малфой придвинул свой стул к столу Минервы и задавал какие-то вопросы по поводу учебных программ, тематических планирований и поурочных разработок.
Он довольно быстро вошел в бешеный ритм школьных будней и справлялся со всеми трудностями с упорством и старанием. При этом, ни с кем особо не разговаривая, и даже за завтраком появлялся не всегда.
Поттер не приходил в себя уже целую неделю. За это время мы с мадам Помфри перепробовали все методики лечения, даже полузапрещённое зелье «Энервейт» которое было способно привести в чувство находящегося на пороге смерти. Моя паника разрослась непомерно.
С таким я раньше не сталкивался ни разу. Мне приходилось откачивать умирающих от тяжелых проклятий, приходилось возвращать магией потерянную кровь, восстанавливать ткани, купировать порчи, даже лечить болезни разума, но сейчас я чувствовал самое страшное — бессилие и беспомощность. Я не знал, как действовать, чтобы вытащить Поттера. Я ничего не мог сделать.