Ночами я просиживал в библиотеке в надежде найти хоть что-нибудь, хотя бы одно упоминание похожего случая, но тщетно.
Несколько раз приезжали вызванные из Мунго колдомедики и тоже разводили руками.
В один прекрасный день мадам Помфри, бледнея, сообщила мне, что жизненные показатели Поттера стремительно угасают.
— Если так будет продолжаться, он умрет, не приходя в сознание, — говорила она ломким голосом, — не помогают ни обрывающие зелья, никакие заклинания.
Она говорила, а я стоял над кроватью, в которой умирал Гарри Поттер, слушал и леденел.
Меня будто сковало льдом, внутри все онемело. Сильное отчаяние и безысходность накатывали на меня удушающими волнами, и я дышал через раз.
— Северус, вам плохо? — испуганно спросила Помфри.
Её слова доходили до меня словно через слой стекловаты.
— Нет, я в порядке.
— Я свяжусь с больницей святого Мунго еще раз, — взволнованно проговорила Поппи, направляясь к камину и снимая с него горшочек с летучим порохом, — присмотри за Гарри.
— Конечно.
Оставшись в больничном крыле наедине с Поттером, я сначала долго стоял без движения и смотрел на его подрагивающие ресницы, а потом присел на край кровати, взял его холодную руку в свою ладонь и проговорил:
— Поттер, если ты меня слышишь, очнись, подай какой-нибудь знак…
Мой голос разнесся по лазарету негромким эхом, отчаянным, тусклым, безжизненным. Его рука лежала в моей ладони такая бледная, почти прозрачная. И сам Поттер весь поблек, как старый выцветший холст, некогда изображавший яркую полноцветную картину.
Чувствуя, как к горлу подступает комок, я сжал его руку до боли, которую он не мог ощутить, и позвал громче.
— Поттер, приди в себя, слышишь? Ты не можешь вот так умереть. Ты так молод, ничего еще не видел в жизни, ты будешь жить, слышишь?
Все повторялось. Снова. Человек, которым я дорожил, вновь уходил из жизни, а я мог только смотреть.
Образ мертвой рыжеволосой женщины, изломанной куклой лежащей на полу в старом разрушенном доме, возник так резко и ясно, словно я перенесся во времени. А рядом лежал её сын…
Мощное чувство протеста поднялось во мне. Это не может повториться вновь! Только не сейчас, когда я так хочу быть счастливым.
Обхватив Поттера за шею так, чтобы его голова оказалась на сгибе моего локтя, я поднял его и прижал к себе. В отчаянии, не понимая, что я делаю, я поцеловал его порывисто, почти грубо, отчаянно, вкладывая в этот поцелуй всю свою боль. Оторвавшись от него ровно на четверть дюйма, я поцеловал его еще раз и еще, пока от моего дыхания не порозовели его губы.
— Вернись, пожалуйста, вернись ко мне. Я даю тебе слово, если ты откроешь сейчас глаза, я сделаю все, я продам душу дьяволу, но я сумею защитить тебя. Тебя никто больше не тронет, никогда, я стану твоей тенью, всю жизнь посвящу тебе, даже если ты меня отвергнешь. Я все равно буду рядом с тобой…
Выпрямившись и по-прежнему прижимая к себе его безвольное тело, я судорожным жестом пригладил взлохмаченные черные волосы, вгляделся в запрокинутое лицо. У меня не осталось ничего, кроме слов, которые хлынули из меня потоком, будто глупые слова могут что-то изменить…
— Мне так много нужно тебе сказать, так много объяснить. — Шептал я, то и дело опуская голову, чтобы поцеловать мягкие губы. — Я открою тебе тайну, а потом, если ты позволишь, то мы будем очень счастливы. Я верю в это. Мы можем быть счастливы, Гарри, я сделаю тебя очень счастливым, мне никогда еще не хотелось жить для кого-то настолько. Пожалуйста, Гарри, пожалуйста…
Продолжая еще что-то говорить, я не заметил, как сзади меня дверь лазарета бесшумно приоткрылась, и на пороге застыла темная фигура. Постояв там безмолвным свидетелем моего монолога, Драко Малфой сделал аккуратный шаг назад и закрыл за собой дверь.
А Поттер в моих руках внезапно сделал несколько глубоких вдохов и открыл глаза.
***
Я сидел за ужином на следующий день, в полном смятении гоняя по тарелке кусок бифштекса. По левую руку от меня на самом краешке стола примостилась Трелони. Она ела поджаренное мясо, щедро поливая его малиновым джемом. Меня от вида такого блюда подташнивало.
Поттер все еще немного бледный, но упрямый, как сто ослов, потому что вышел из больничного крыла так скоро, сидел по другую сторону стола, и я чувствовал его взгляд беспрестанно.
Когда он проснулся вчера, я испытал такое облегчение, что не сразу сообразил опустить его обратно на подушку. Взгляд Поттера, который обнаружил себя в объятиях Северуса Снейпа, да еще и в такой близости от его лица, не поддавался описанию. В зеленых глазах зажглось такое удивление и смятение, что я испугался — как бы вновь не потерял сознание.
— Профессор Снейп? — произнес он слабым голосом, и, видимо, хотел добавить что-то еще, но именно в этот момент камин за нашими спинами вспыхнул, и в госпиталь вошла мадам Помфри в сопровождении целителя из святого Мунго.
Радостные восклицания Поппи и последующий детальный осмотр колдомедика дали мне возможность незаметно улизнуть из больничного крыла. Как мне потом сообщили, все симптомы исчезли, а показатели резко пришли в норму. Колдомедик сильно удивлялся, зачем его вызвали к здоровому волшебнику.
Быстро встав на ноги и оклемавшись, Поттер постоянно бросал на меня любопытные взгляды.
Первый шок прошел, беда миновала, и теперь мне хотелось сквозь землю провалиться. Конечно, на моем лице не отражалось ничего, и Поттер мог сколько угодно таращиться на меня своими зелеными глазищами и теряться в догадках. Однако, ту позу, в которой он застал меня, очнувшись, сложно было трактовать как-то иначе, чем оно было на самом деле.
Поттер был не единственный, кто бросал на меня взгляды, еще в мою сторону как-то подозрительно поглядывал Малфой, но меня занимали другие мысли.
Я был рад, что Гарри очнулся, но вопрос его болезни оставался открытым. Никто по-прежнему не понимал, что с ним было, и что делать, если такое повторится вновь.
Встреча старых недругов — Малфоя и Поттера — состоялась этим же утром. Они сухо кивнули друг другу на планерке в кабинете Минервы, и этим ограничились.
— Гарри, вам положить еще гарнир? — долетел до меня услужливый голос Конборна.
Фрэнсис, прознав, что Гарри здоров, не отходил от него ни на шаг. А Поттеру не терпелось со мной поговорить, я видел это ясно, страшился разговора и одновременно желал его.
Меня захлестывали противоречивые, непонятные чувства. Весь мой мир внезапно сконцентрировался на одном человеке и вращался теперь вокруг него. Я словно возвратился в свои шестнадцать лет, был влюблен и абсурдно верил в чудеса. Внутри меня жило нечто новое, незнакомое мне, оно отзывалось с каждым ударом сердца, оно просыпалось вместе со мной, но никогда не засыпало. Казалось, грудь моя не могла вместить в себя такого огромного крылатого чувства, и оно рвалось наружу. Когда я видел Поттера, я сгорал в сладком жаре, исходившем откуда-то изнутри. Мое помешательство только усугублялось.
Я замечал все. Как он держит вилку, используя при этом не два пальца, как все люди, а три — должно быть, детская привычка. Как он сдувает черную челку, отросшую почти до скул. Как поворачивает голову, как чуть улыбается… Гарри часто улыбается, в его улыбке живет прекрасная палитра эмоций. Его улыбка бледная, яркая, задумчивая, радостная, открытая, печальная, загадочная, ироничная, саркастичная, искренняя. Желанная. Любимая…
Все, с головы до ног, от кончиков волос на макушке до шнурков на его обуви вызывало во мне желание, и я мог только глотать его, заталкивать глубоко под мою повседневную непроницаемую маску, чтобы он ничего не узнал… Я бы хотел, чтобы он узнал…