— Северус, не заставляй меня произносить это вслух.
Я мягко, бархатно рассмеялся.
— Гарри, если ты не можешь произнести это вслух, значит, ты не готов.
Возмущение, написанное на его лице позабавило меня.
— Неправда! Просто я не столь … черт…
Он спрятал пылающее лицо в руках, которые я со смехом убрал, и ласково погладил предплечья.
— Итак, чего же ты хочешь от меня?
Для того, чтобы подхлестнуть его воображение, я принялся выцеловывать дорожку от его шеи строго вниз. Медленно, очень медленно…
Гарри выгнулся на постели и мог только тихонько вздыхать.
— Есть у знаменитого Гарри Поттера хорошие идеи на счет того, что профессор Северус Снейп мог бы сделать с ним? — поинтересовался я у его пупка.
Поттер сладко ахнул, от этого звука я сам был готов уже оставить игру, но, как говорится, гриффиндор — это на всю жизнь приговор.
— Я хочу, чтобы ты ласкал меня всю ночь. Я хочу почувствовать тебя внутри, чтобы ты заставил меня стонать и изгибаться на постели до потери сознания! Я хочу видеть, как твои глаза закрываются в экстазе, хочу услышать твой крик и кричать самому. Хочу, чтобы эта ночь не кончалась и была наполнена нашей любовью до краев! Хочу подарить тебе все, чем я являюсь, все, что есть во мне! Прими меня, Северус.
Меня прошибло таким бешеным желанием от этой прочувствованной речи, что потемнело в глазах.
Пылая румянцем, Гарри нежно и в то же время вызывающе глядел на меня, и все, чего мне хотелось — это выполнить все его просьбы.
Та ночь изменила меня навсегда. Как бы розово-сопливо это не звучало, но я целиком и полностью стал принадлежать одному человеку — ему! Словно это не я дарил ему сладостные ласки, словно не я шептал нечто бессвязное, тревожное, нежное и срывающееся в стоны.
Это он лишил меня девственности в ту ночь. Моя душа, никогда доселе не ведавшая такой сильной, бессмертной, потрясающей, восторженной любви, стала другой. Изменилась навечно, прикованная к нему.
После, глубокой ночью, когда мы вышли на улицу и гуляли под падающим снегом на берегу тихого озера, я почувствовал себя таким уязвимым, каким не был никогда. Потому что понимал: Гарри отныне может сделать со мной все, уничтожить одним словом, если захочет. Но мне нравилось быть зависимым, нравилось быть любимым.
Ночь укрывала нас спокойствием и счастьем. Мы медленно шли по ледяной кромке замерзшей воды и молчали. На губах Гарри играла нежная улыбка, моя рука чуть касалась его спины на случай, если он поскользнется. Лунный свет был уютным и, казалось, излучал тепло.
Погруженный в свои мысли, я не сразу расслышал тихий голос Гарри:
— Когда я был маленьким мальчиком, и тетка запирала меня в чулане под лестницей, оставляя там на целый день без еды, я мечтал, что придет кто-нибудь сильный и смелый и заберет меня из этого дома. — Он повернул голову и взглянул на меня с тенью той печали, едва заметной, пережитой, но все же, печали, — сегодня я впервые почувствовал, что этот человек появился в моей жизни.
Я немного помолчал, только прижал свою ладонь к его спине сильнее.
— Гарри, я хочу сказать тебе кое-что.
Он остановился и повернулся ко мне. В моем тоне он различил тревогу, и мгновенно взволновался. Я успокаивающе дотронулся до его волос.
— Я хочу извиниться перед тобой. Нет, погоди, дослушай… Когда ты был ребенком, я ассоциировал тебя с твоим отцом. И это было неправильно.
— Это в прошлом, Северус…
— Нет, погоди. — Я прерывисто выдохнул тугой комок в горле, дотронулся холодной рукой до его щеки и невесомо провел большим пальцем от виска к скуле, — я был отравлен ненавистью. Я никогда не знал, что можно вот так, как сейчас, что действительно мир замкнулся только на одном человеке, что можно отдавать, но при этом богатеть день ото дня, минуту от минуты. Не понимал. Теперь я понимаю, и, прошу тебя, прости меня за то, каким я был с тобой. Я не могу сказать, что не хотел этого, увы…
Гарри помолчал секунду, потом покачал головой и потянул меня к себе. Я коснулся его лба поцелуем и потом нашел его холодные с мороза губы.
— Я люблю тебя, Северус…
***
В Хогвартс после рождества из младшекурсников не вернулось восемьдесят процентов детей. Поредели в меньшей степени старшие курсы. Гриффиндор был самым многочисленным.
Когда мы вернулись в школу третьего января, коллеги даже не попытались сделать вид, что не понимают, где мы были.
У Фрэнсиса Конборна был такой вид, будто его обманули в самых лучших чувствах. Он ходил по школе поруганной невинностью во плоти и наводил на всех тоску своей постной физиономией.
Гарри как-то сказал, что ему даже его жаль.
— Я чувствую себя виноватым, Северус, — сказал он однажды расстроено, когда Фрэнсис в очередной раз пронесся мимо оскорбленным вихрем, — он на самом деле испытывает ко мне неразделенную любовь…
Я в ответ только фыркнул.
Забот хватало и помимо обиженного, страдающего следователя.
Когда мы вернулись, Минерва сразу встретила нас новостью, что появилась еще одна пентаграмма. На этот раз на квиддичном поле.
— Мы обнесли поле чарами невидимости, чтобы студенты не смотрели на жертвоприношения, — дрожащим голосом сообщила нам профессор Стебль, — множество животных. От крыс до оленей! Выложены спиралью и в центре пентаграмма, огромная…
Дьявольский знак действительно был намного больше, чем все остальные, и было страшно предположить, что оттуда вылезет.
Флитвик все свободное время посвящал разбору защитного купола над Гарри, но пока результатов не было. Как выяснилось в скором времени, существовал способ обойти всесильную защиту Гарри…
На ужин эльфы подали картофельное пюре, запеченных цыплят, традиционный тыквенный сок. Поттер сидел слева от меня и о чем-то весело болтал с Хагридом. Между нами была мадам Помфри. Когда он взял серебряную ложку, чтобы насыпать в тыквенный сок сахара, я традиционно передернулся. Эту странную привычку я заметил за ним давно, как по мне, сок и так был сладким, а в кубке Поттера становился невыносимо приторным.
Я уже хотел уделить время своей тарелке, когда краем глаза заметил, что ложка, которую Гарри вытащил из кубка, помешав в нем сахар, потемнела. Мне хватило доли секунды, чтобы метнуться через стол и выбить кубок из его руки.
За учительским столом установилась тишина. Все с изумлением воззрились на меня, даже ближний ряд учеников притих.
Кубок упал на стол, разлив свое содержимое, и все ахнули. Столешница принялась темнеть на глазах и громко шипеть. В воздухе мгновенно повис кислотный запах. Жидкость пожирала деревянное покрытие, как горячая вода снег!
Гарри огромными глазами смотрел на то, что собирался выпить.
Я стремительно поднялся на ноги.
— На Поттера совершенно очевидно покушаются, — гаркнул я в бешенстве, — если бы не потемневшая серебряная ложка, мы бы сейчас смотрели на его труп! Никому не двигаться. Проверить всех!
========== Глава 10 ==========
— Проверить всех!
Мой голос разнесся по притихшему Большому залу, и студенты, сидящие возле профессорского стола, инстинктивно шарахнулись в сторону.
Гарри стремительно поднялся на ноги и нагнулся над дымящейся лужей яда, которая продолжала сжирать столешницу. Драко оттащил его за локоть.
— Пары «Живой Смерти» тоже ядовиты, Поттер, отойди.
Молодой герой послушно отклонился от поднимающегося едкого дыма.
— Идите на уроки, идите, все в порядке, — торопил студентов Флитвик.
Дети нехотя поплелись из зала, дальние ряды, не понявшие совсем, в чем было дело, подпрыгивали и вытягивали шеи, как суслики. Я немного успокоился.
Страх, красным всполохом опаливший меня изнутри, когда я понял, что могло бы случиться, немного поутих. На смену ему пришла злость. «Когда же они оставят Гарри в покое, кто бы они ни были! Чертовы психи!»
— Я настаиваю на экспертизе, немедленно! — отрезал я, — все, кто есть сейчас здесь. Я хочу допросить всех и каждого в этом зале.