Как я возненавидел его в ту секунду, когда понял, что черта с два все хорошо! Всё ужасно, все отвратительно! Я все еще жив.
Мальчишка, как обычно, влез не в свое дело. Он зачем-то вспомнил про меня после битвы с Темным Лордом и пошел проверить. И почему ему память не отшибло в тот момент!
Пока я выздоравливал, ко мне наведывались все, кому не лень. Оказывается этот болван растрезвонил всему Хогвартсу о моей давней любви к Лили, и теперь все вдруг преисполнились ко мне праведным обожанием. Письма, которые я получал в больнице, мне хотелось сжечь на ритуальном костре на похоронах мальчишки. Но потом, когда связки восстановились, кровь снова забурлила в моих жилах, магия вновь стабилизировалась, и я даже слегка поправился, пока лежал на больничной койке, мой гнев остыл.
В суд меня все же вызвали. Но я сидел вдали от прикованных цепями к стульям Пожирателей, среди которых была и семья Малфоев.
Как сжалось мое сердце, когда я увидел Драко. Мне никого не было так жаль в своей жизни, исключая, может быть, Лили. Но за него вступился Поттер, как, впрочем, и за меня.
Слово Гарри Поттера тогда было сродни индульгенции. С меня и с Малфоя были тут же сняты все обвинения. Часом позже я стал свидетелем отвратительной сцены, в которой Драко Малфой орал на Поттера в коридоре тролльими ругательствами за то, что тот не вступился за его отца.
— Чего тебе стоило? — задыхаясь, кричал исхудавший и осунувшийся Драко, — Мы и так раздавлены! Моя семья никогда не поддерживала Темного Лорда в полной мере, как те же Лестрейнджи! Одно твое слово, Поттер, ОДНО СЛОВО СПАСЛО БЫ ЕГО ОТ ГИБЕЛИ!
Мальчишка стоял, выслушивая все это, не дрогнув, как скала.
— Скажи спасибо, что я попросил за твою мать, Малфой. Ей я обязан жизнью.
Драко вывела охрана. Он был не в себе.
Нарциссу посадили под домашний арест, и ей разрешалось выходить из дома лишь на час в сутки не дальше собственного парка. Драко оправдали полностью. Люциус же и по сей день сидит в Азкабане.
После войны Кингсли изгнал оттуда всех дементоров. Заключенные все же люди, а не скот, и тюрьма для них стала вполне сносной.
После этой драматичной сцены, Поттер подошел ко мне, чуть улыбаясь, высказал мне, насколько он обязан и протянул руку, которую я проигнорировал.
Сейчас, вспоминая все это, я подумал, что это был детский поступок. Можно было бы её и пожать.
***
— Мисс Дженингстон, прекратите ошиваться возле учительской, профессора Поттера здесь нет.
Семикурсница, зардевшись, словно маков цвет, пулей отскочила от двери и быстрым шагом скрылась за углом. Из противоположного коридора тут же показался Поттер с палочкой в руках. Перед ним плыла криво сложенная стопка учебников. Она возвышалась чуть ли не до потолка.
— Поттер, может, вы все-таки сделаете что-нибудь с вашими поклонницами? — мрачно проговорил я, наблюдая, как он безуспешно пытается поместить стопку в дверной косяк, — учительская — это чуть ли не единственное место, где не снуют надоедливые студенты, но, благодаря вам, теперь это не так. Старшекурсники чуть ли в замочную скважину не подглядывают! Да опустите вы её на дюйм ниже!
Я взмахнул палочкой раздраженно и резко. Половина стопки отделилась от другой половины и влетела в учительскую. Раздался звонкий шлепок — это учебники нашли свое место на столе.
— Благодарю вас, профессор! — отдуваясь, проговорил герой, помещая оставшиеся книги на столе, — насчет поклонниц, вы преувеличиваете. Старшекурсники просто очень старательны в моем предмете, и почти все ходят ко мне на дополнительные занятия. Вот они и приходят сюда, чтобы спросить совета.
У меня от такой наивности просто язык отнялся. Я прокашлялся и осведомился:
— А мисс Дженингстон и мисс Леоновец, наверное, самые старательные?
— О да! — на полном серьезе ответил Поттер, — эти девушки не слишком блещут способностями в практике, но очень прилежны в теории.
— А вас не смущает, что директор МакГонагалл уже несколько раз делала им выговор за то, что на урок Защиты от Темных Сил они ходят в нарядных мантиях, при полном макияже и с прическами, которым позавидовала бы Елизавета первая?!
Поттер вытаращил на меня свои зеленые глазищи так, будто я ему Америку открыл. Я снисходительно подождал, пока мысль окончательно сформируется в его голове. Когда на его щеках резко, словно лампочка, зажегся яркий румянец, я понял, что это произошло.
— Они же подходили ко мне, и спрашивали разрешения. Я подумал, что нет ничего страшного в том, что девушки хотят быть красивыми… Вы… правда полагаете, что…?
Я покачал головой.
— Господи, вы наивны, как младенец, Поттер.
Когда-то, на заре моей собственной учительской карьеры, студентки так же вздыхали и по мне. Была особенно упорная девушка, которая писала мне любовные письма в стихах. Её моя рука не поднялась сдать Филчу. Я попробовал с ней поговорить, но быстро понял, что это только разожгло её интерес. Поэтому без зазрения совести завалил её на экзамене.
После этого я получил громовещатель за завтраком:
Мы, онанисты, ребята плечисты!
Нас не заманишь и с*ськой мясистой!
Не совратишь нас п*здовою плевой,
Закончил правой, работай левой!
Лица моих коллег не поддавались классификации, а мне сделалось так смешно, что я чуть не умер от натуги, стараясь не заржать в голос.
Я так и не признался Дамблдору, от кого было это письмо. Мне не хотелось выдавать девчонку. Но она, конечно, от меня отстала. И ЖАБА по зельям сдала на «отлично» — я не стал ей мешать.
— Что же мне теперь делать? — Поттер выглядел так, будто его кто-то ахнул дубинкой по голове.
Я хотел было уже ответить, но тут в учительскую впорхнул — иначе не скажешь — Фрэнсис Конборн.
— Ну и денек! — жизнерадостно оповестил он нас, — три рейда в Лондоне! Это если не считать, что министр просил меня задержаться в Хогвартсе для раскрытия дела об убийстве. Только что трансгрессировал! Устал и голоден, доложу я вам!
— Чего бы вы еще желали, мистер Конборн? — саркастически отозвался я, — может, вы расскажете нам в красках, насколько вы хотели бы посетить уборную?
Этого типа вообще невозможно было ничем смутить. Его отвратительное жизнелюбие было столь же непоколебимым, сколь и раздражающим.
— Ай-яй, Северус! Ну что же вы так нелюбезны? — молодой следователь погрозил мне наманикюренным пальчиком, — возможно, вы тоже просто голодны? Моя матушка — мир её праху! — всегда говорила: у сытого мужчины и слова, и мысли подобрее…
И он отвратительно хохотнул, блеснув белоснежными зубами.
Я в который раз уже удивился про себя, и как это Кингсли пришло в голову прислать сюда этого идиота? Что, во всем мракоборческом отделе не нашлось следователя получше?
Фрэнсис Конборн слыл чуть ли не Шерлоком в волшебной Британии. Его имя гремело уже почти год. На моей памяти ни один мракоборец, кроме, может быть, Грюма, не обладал такой бешеной популярностью. Он отчетливо напоминал мне придурка-Локонса, который до сих пор коротал свой век в больничной палате. Если верить газетам, Конборн действительно распутывал сложные дела, в том числе и с заклятием Империус, от которого все следователи вешались. Но, в то же время, я бы не поручился за то, что он не был джокером в рукаве министерства. Ведь в послевоенное время как никогда требуется кто-то гениальный, чтобы засаживать Пожирателей за решетку.
И вот этот франт развалился в учительской на тахте, где любил кемарить Флитвик после обеда, и смотрел своими абсурдно голубыми глазами на Поттера, который вообще ничего не понимал.
Видно было за версту, что Конборн — гей и что он с самого первого своего появления откровенно клеит мальчишку. Меня это злило неимоверно. Это было все равно, что соблазнять ребенка.
Поттер, конечно, был завидным холостяком, но с чего это Фрэнсис решил, что он того же поля ягода?