Поттер, несмотря на все старания Конборна, не оказывал ему никаких знаков внимания. Впрочем, я даже не знал, как он относится к однополым отношениям. У меня самого были и женщины, и мужчины, в юности я много экспериментировал, и пришел к выводу, что пол мне неважен. Мне важен сам человек, его поступки, его цели, сила характера, интеллект — вот что привлекает в первую очередь. И то, что я чувствовал к Поттеру, было во многом обусловлено моим восхищением его характером. Мальчишка сумел обхитрить Волан-де-Морта, не сломался в этой жестокой мясорубке, в которой сломались многие старше и опытнее него, а после войны — не потерялся и не спился где-нибудь на площади Гриммо.
Ко мне пришло яркое воспоминание, как после первой войны, когда Поттер пускал слюни где-то в пеленках, но уже накостылял Темному Лорду, я имел серьезные проблемы с алкоголем. Я почти каждый день трансгрессировал из Хогвартса в Косой переулок, заходил в первый попавшийся бар и напивался там до такой степени, что забывал собственное имя. Сколько раз я просыпался посреди ночи где-то в подворотне, в грязи, или с какой-нибудь проституткой — девочкой или мальчиком — неважно! — в дешевом отеле. А потом ранним утром переносился на автопилоте за территорию школы, и неровными пьяными шагами шел в замок, чтобы выпить отрезвляющее зелье и вести уроки до вечера.
И все повторялось снова. И снова. И снова, пока не вмешался Дамблдор. Он вызвал меня к себе и сказал только одну фразу:
— Как ты думаешь, Северус, что будет с тобой, если я уволю тебя из Хогвартса?
У меня ужасно болела голова. Отрезвляющее зелье перестало действовать час назад, и я ни о чем не мог думать, кроме обезболивающего.
— Да и наплевать! — выкрикнул я пьяным голосом, вскочил на ноги из кресла и горько рассмеялся, — кому какое дело? У меня никого нет, Дамблдор. Кто расстроится, если меня не станет? Никто! Никто, скажу я вам, да, так и есть! А если бы и был, то и при их жизни я никому не был нужен. Моя мать — слабохарактерная дура, которая не в состоянии была защитить своего единственного сына от собственного мужа. А мой отец… Он видел смысл своего существования в том, чтобы бить меня каждый вечер. Я вообще не помню его трезвым!
Дамблдор, такой, каким я его запомнил — уже немолодой, но полный сил, волшебник, с седеющей бородой — выслушал эту безобразную речь, а потом я увидел в его глазах то, что вывело меня из себя окончательно.
— Не смейте жалеть меня! — заорал я так, что зазвенели серебряные приборы на его столе, — слышите? Я не позволю! Не позволю!
— Отчего же, Северус? — тихо спросил он, склонив голову к плечу, — ты еще не знаешь, что такое сочувствие, почему ты уверен, что тебе не понравится?
Я пришел в замешательство, а Дамблдор встал из-за стола, подошел и прижал меня к себе. Оказавшись носом в его мантии, я сначала окаменел, а потом словно прорвало плотину. Слезы хлынули против моего желания, и я, судорожно вцепившись в его воротник побелевшими руками, не мог взять себя в руки добрых полчаса. Потерявшийся девятнадцатилетний парень, которому требовалась помощь — вот кем я был тогда.
— Сейчас ты спустишься к себе, Северус, приведешь себя в порядок, и пойдешь на завтрак. — сказал Дамблдор, выпустив меня из своих крепких отеческих рук, — а потом у тебя сдвоенный урок зелий у когтевранцев и слизеринцев. И ты больше не станешь уходить из замка, слышишь? Иначе я тебя уволю. Я говорю совершенно серьезно.
Воспоминание о Дамблдоре вызвало приступ тупой душевной боли. Можно было сколько угодно рассуждать о его плюсах и минусах, о том, с какой циничностью он играл чужими судьбами, но одного у него было не отнять — великодушия.
— Доброе утро, Северус!
«Мерлин, Парацельс и иже с ними! Только не он… — пронеслось у меня в голове».
— Мистер Конборн.
Я сухо поздоровался и продолжил свой путь. Он догнал меня и подхватил под руку.
— Вы уже готовы к празднику? Я сотворил себе отличную фиолетовую шляпу мушкетера с павлиньим пером, хотите взглянуть?
— Не очень.
— Бросьте дуться, — засмеялся Конборн, слегка дернув меня за локоть, — Минерва придумала какой-то сюрприз на вечер, и как я не уговаривал, она не призналась мне, в чем он состоит. Что ж, в свете последних событий, нам всем не помешает расслабиться и повеселиться, как считаете?
Он щебетал, словно соловей в майское утро. Мне вдруг в голову пришла удручающая мысль, что Поттеру, с его жизнелюбием и неуемным оптимизмом, нужен именно кто-то вот такой. Как Фрэнсис Конборн. Они бы поселились где-нибудь в ужасно романтичном месте, на морском побережье, например. С утра пили бы чай с мятой на летней веранде и болтали о разной ерунде, а по вечерам — купались в закатном солнце и собирали бы ракушки на берегу…
— … Вы слушаете меня, Северус? Что с вами, вы нездоровы? Вы бледны…
— Все в порядке, мистер Конборн, благодарю вас.
Внезапно он останавливается, но лишь на секунду, а потом продолжает тарахтеть:
— Гарри предложил и нам отметить праздник. Всем преподавателям. После того, как студенты отправятся спать. Как вы на это смотрите?
— Кто-то должен патрулировать коридоры ночью, — мрачно отозвался я, — я не против вашего веселья. Отдыхайте.
— И что, вас никоим образом не волнует, что Гарри останется со мной на весь вечер без вашего присутствия?
Стоп. Что он только что сказал?
Я повернулся в ошеломлении к Фрэнсису и наткнулся на его насмешливый, но вполне серьезный взгляд. Налет легкомыслия, вертлявость и манерность разом испарилась, и я окончательно убедился в том, что Конборн носит маску. Это очень удобно — притворяться недалеким дурачком, чтобы окружающие не воспринимали тебя всерьез, и выкладывали все свои тайны. И ты тоже попался на этот крючок, Северус Снейп. Поздравляю, ты — идиот.
— Простите?
Фрэнсис обошел меня и остановился прямо напротив, сложив руки на груди и прищурившись.
— Давайте на чистоту, Северус. Я уже не первую неделю замечаю ваши взгляды исподтишка в сторону мистера Поттера. Долгие, внимательные… — он сделал паузу и прибавил, улыбнувшись, — вожделеющие. Но, чтобы вы понимали, я не собираюсь его вам уступать.
Некоторое время я мог только стоять и моргать на него в оцепенении. Неужели мои чувства так заметны? Конборн будто прочитал мои мысли.
— Не беспокойтесь, — мягко проговорил он, — мы с вами, видимо, сходны в ориентации, а мистер Поттер, похоже, еще не определился. Он слишком неопытен, чтобы разобраться в сути ваших взглядов. — его губы растянулись в коварной и очень неприятной улыбке, — я кое-что знаю о вас, профессор, кое-что о вашем прошлом, и это вовсе не касается знака на вашей руке. Но я люблю честную игру. И вашу тайну не выдам.
— Вы повредились в рассудке, Конборн, — осведомился я язвительно, наконец, взяв себя в руки, — что вы себе позволяете? Вы возомнили, будто можете разобраться во мне, как в любопытном деле? Так вот, новость специально для вас: если вы посмеете копаться в моем прошлом для достижения личных целей, вы горько об этом пожалеете. Я был правой рукой Темного Лорда и, как можете заметить, он мертв, а я — до сих пор жив.
— Это угроза, Северус? — спокойно уточнил Фрэнсис, не меняясь в лице.
— Предупреждение, — мой голос тих и ядовит как гремучая змея, — и вот вам еще одно: не смейте втягивать в ваши грязные махинации Гарри Поттера. Мальчик достаточно натерпелся в жизни и без вас.