— Ты как? — Ален спросил Мелани, не зная, что ещё сказать в этой неловкой ситуации.
Мелани повернулась к нему: «Я потом тебе скажу, что я думаю о твоём признании. Хорошо? Не обидишься?»
— Нет, — Ален улыбнулся ей, — я все понимаю, не маленький. Пойдем?
— Да. Нам надо ещё много пройти, чтобы выйти из парка. Сегодня мы всё не успеем осмотреть, он слишком большой, да и кушать хочется, — Мелани украдкой посмотрела на него. Теперь она почувствовала неловкость рядом с ним.
«Что это со мной? — сама себя спросила Мелани».
— Если хочешь есть, тогда давай завершим нашу прогулку и поедем ужинать, — предложил Ален.
— Давай, я не против, — Мелани вздохнула с облегчением. Эта прогулка наедине уже тяготила её. Ей хотелось сменить обстановку и поговорить с ним о чём- нибудь совсем нейтральном.
Когда они вышли из парка музея, то увидели несколько припаркованных такси. Ален подошёл к кучке таксистов, которые стояли в стороне и болтали между собой от нечего делать и договорился с одним из них, что он отвезёт их в город.
Обратную дорогу ехали молча, хотя Ален пытался наладить разговор. Ресторан снова выбрала Мелани, так как она знала самые лучшие места общепита в Бангкоке.
Сидя в уютном местечке и ожидая пока им принесут их заказ, Ален разглядывал Мелани, пытаясь понять её настроение. Её лицо уже было спокойно, и она вся была расслаблена. Освещение в помещение было приглушённым, и эта полутьма загадочными бликами ложилась на её лицо. От этого Мелани выглядела очаровательно и притягивала своей необыкновенной женственностью.
«И где были мои глаза раньше? — сам себя спросил Ален».
Им, наконец принесли рыбу и рис, которые они заказали из всего меню и чай. После того, как Мелани насытилась, она долгим взглядом посмотрела на Алена и сказала: «Я плакала не из- за тебя. Просто я вспомнила кое- что из прошлой жизни, в которой ещё не было тебя. Ситуации оказались очень похожи, но только тогда рядом со мной был другой человек. Ты не виноват в том, что я расстроилась, в этом нет твоей вины».
— Я тебя понял. Просто хотел, чтобы ты успокоилась. Не хотел тебя расстраивать, извини.
— Тебе не в чем передо мной извиняться. Ты рассказал о своих чувствах ко мне, а я была к этому не готова.
— Я подожду, — Ален протянул свою руку и накрыл ею руку Мелани, — не торопись, тебе надо просто посмотреть на все другими глазами. Я совсем другой человек, не тот, кто тебя обидел до этого.
— Спасибо, — Мелани не убрала своей руки, и Алену стало приятно от того, что у него есть надежда на взаимность с её стороны.
В гостинице Миллениум Хилтон, в своём номере Роберт Деко допрашивал поочерёдно всех членов музыкальной группы, включая продюсера Жака и секретаря Жюста. Разговор с каждым из них он записывал на специальное устройство. Затем закончив, он позвонил своим ребятам из следственного отдела и долго разговаривал по телефону.
— Хорошо, — закончил разговор Деко, — а постановление вышли мне на факс гостиницы минут через пятнадцать. Я сейчас спущусь в холл, и буду караулить его, — положив телефонную трубку, он вышел из своего номера и на лифте спустился в холл.
К входу в гостиницу подъехало такси, на котором из ресторана возвращались Мелани и Ален. Они вошли вместе в холл и были в прекрасном настроении. Мелани первой увидела Роберта Деко, который смотрел на них, и выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Ален тоже увидел Деко и почему- то его обдало холодом. Они остановились посреди холла и вопросительно смотрели на следователя, а тот медленно подошёл к ним и в полголоса сказал: «Месье Ланс, я вынужден арестовать вас по подозрению в убийстве месье Фабриса Готье. Все что вы скажете, будет использовано против вас в суде, поэтому вы имеете право хранить молчание и без адвоката я бы попросил вас не делать никаких заявлений, — сказав это, Деко показал постановление об аресте и, надев на запястья Алена наручники, набросил сверху на его руки свой пиджак, чтобы не привлекать внимание людей находящихся в холле гостиницы, — прошу следовать за мной, и без фокусов».
У Мелани подкосились ноги, как будто это её арестовали и по спине покатились струйки пота.
— Что?! — только и смогла она произнести.
8
Ален лежал на кровати в одиночной камере предварительного заключения и смотрел в потолок. Он не знал, который час, да и ему это не было интересно. Все последние события проплывали у него в мозгу, как в тумане. В тумане он помнит лицо Мелани, её огромные и испуганные глаза, в тумане он помнит, как проследовал за следователем в его номер. Потом вылет в Париж вместе со своей группой, но отдельно от них под конвоем двух мужчин в штатском. Всё было обставлено грамотно, никто из фанатов не видел его в наручниках и журналистам он не давал интервью. Жюст, Мелани и Жак всё взяли в свои руки. В тумане он помнит, как ему разрешили заехать к себе домой за вещами и затем он очутился здесь и теперь лежит, размышляет о своей участи. Шок у него был такой, что его каменное лицо не изменяло выражения с минуты ареста и до того, как его привезли сюда. Ален со стоном закрыл глаза и почувствовал, что не одни находится в камере. Он открыл глаза и повернул голову в сторону, к противоположной стене, выкрашенной в ядовитый синий цвет. Там на стульчике сидел старик с азиатской внешностью и внимательно разглядывал его. Лицо старика выражало грусть и озабоченность.
— Что испугался? — было видно, что он сочувствует ему, но Алену глубоко наплевать сейчас было на сочувствие старика, — почему молчишь? — не унимался он, — говори. Тебе надо выговориться. Нельзя всё держать в себе, иначе у тебя опять начнётся…
— Что ещё может у меня начаться?! — спросил недовольно Ален.
— Депрессия, — ответил старик.
— И что с того? Какое это имеет сейчас для меня значение? — Ален хотел отвернуться от старика к стене, но старик не дал ему это сделать. Он резво вскочил со стульчика и в два шага оказался возле кровати, на которой лежал Ален и, схватив его за плечо, развернул к себе, — не смей делать снова то, от чего я хочу тебя уберечь.
Ален поднялся, сел на кровати и спустил ноги на пол: «Какой ты прилипчивый! Не можешь уйти? Мне и так тошно!»
— Не могу. Я здесь из- за тебя. Моя миссия заключается в том, чтобы не допустить таких же последствий, как раньше.
Ален замер и смотрел на старика, как на что- то необычное и иллюзорное.
— Тебя же здесь нет? Ты мне мерещишься, — Ален протянул руку и коснулся плеча старика. Одёрнув руку, он воскликнул, — что за хрень! Ты что настоящий?!
— И да и нет, — ответил он, — мне надо очень многое тебе рассказать, чтобы ты понял и осознал, что твоё положение не безнадёжно. Я должен вывести тебя из оцепенения, в котором ты находишься, и заставить бороться.
— С кем бороться?! Ты что не знаешь, что мне предъявлено обвинение в убийстве?
— Не с этим бороться, а с самим с собой, — старик пододвинул стул к кровати и сел на него, — не волнуйся, твои друзья сейчас делают всё возможное и невозможное, чтобы снять с тебя эти нелепые обвинения. А ты должен не допустить в себе уныние и разочарование этой жизнью. Ведь если ты сейчас не будешь оптимистом, то считай, пропал.
— Почему мир так жесток со мной? Что я сделал такого, что теперь должен находиться в этом нелепом положении?
— Почему ты решил, что мир к тебе жесток? — старик серьёзно смотрел на Алена.
— Я сам вижу и чувствую это, — Ален чуть не плакал.
— Что же ты видишь? — старик обвёл рукой пространство вокруг себя, — это разве не иллюзия? Что ты чувствуешь? Это по- твоему, реальность? — немного помолчав, старик продолжил, — ты, знаешь, если маленького ребёнка бросить в джунглях для того, чтобы его воспитала волчья стая, то для него будет реальность отличная от человека, воспитанного в обществе людей и чувствовать он будет по другому этот мир. Если же этого ребёнка через пять, шесть лет вернуть в общество, где он родился, то он просто умрёт. Душа его уже никогда не сможет принять отличный от его воспитания мир. А ты говоришь «вижу», «чувствую», — старик снова помолчал и продолжил, — не это ли говорит о том, что мир многогранен и нет придела его изменениям. Ты только видишь ту часть, которая ближе всего к тебе и чувствуешь только то, что касается твоей души. Мир не жесток и мир не добр. Он просто существует, а каким он будет конкретно для тебя, это только тебе решать и никому больше, — наступила тишина. Ален сидел на кровати и напряжённо вглядывался в лицо старика.