В ее взгляде мелькнуло нечто похожее на сочувствие.
– А на что ты настроен?
– Немного прокатиться.
Алекс подняла руки:
– Отлично. Я не против. – Она указала на промчавшийся мимо автомобиль. – Только нам лучше убраться с дороги. Куда ты собирался ехать?
Он решил не упоминать про Чашу Дьявола.
– Хотел сделать несколько кругов по кладбищу, потом отдохнуть на Иудейском холме.
– Что еще за холм?
Крис кивнул на небольшое возвышение, увенчанное мраморными монументами и высоким флагштоком. В небе болтался выцветший и потрепанный американский флаг.
– Оттуда открывается великолепный вид на реку.
– Я не смогу составить тебе компанию, – заметила Алекс, посмотрев на пустое крепление для велосипеда, прикрученное к ее машине. – Давай мы просто пройдемся вместе? Если хочешь, я буду молчать как рыба.
Крис отвел взгляд. Если она пойдет с ним, все начнется снова. Разговор с Морс повергнет его в еще большую депрессию. И в то же время она единственный человек, который хоть как-то понимает, что с ним происходит.
– Тут мы непременно наткнемся на моих знакомых. Можешь не верить, но у наших горожан кладбище – любимое место для утренних пробежек.
Алекс пожала плечами:
– Ну и что, объяснишь, что я доктор из другого города. Или что вы с Томом Кейджем ищете новую медсестру.
Крис впервые улыбнулся за день, а может, и за неделю. Он сел на велосипед и медленно тронулся к ближайшим кладбищенским воротам – гигантскому сооружению из кованого железа и двух каменных столбов. Все кладбище было заполнено такими внушительными образцами старой ковки и литья. Алекс въехала на машине в открытые ворота и оставила свою «тойоту-короллу» на траве. Крис привязал велосипед к ее бамперу, и они зашагали по одной из узких дорожек, разделявших тяжелые надгробия.
Они шли молча, погружаясь в атмосферу старинного кладбища. Как и большая часть города, оно было выдержано в классическом стиле, который так любили южане-плантаторы до Гражданской войны. Здесь было похоронено множество конфедератов и несколько известных личностей, но Крис всегда предпочитал могилы простых людей.
– Смотри, – сказал он, указав на один замшелый камень.
– Кто здесь лежит?
– Маленькая девочка, боявшаяся темноты. Бедняжку так беспокоило, что после смерти будет темно, что мать похоронила ее в стеклянном гробу. Вниз ведет маленькая лестница. Мать каждый день спускалась к дочери и читала ей ее любимые книжки.
– Боже милостивый! Когда это произошло?
– Почти сто лет назад.
– Я могу посмотреть?
– Уже нет. Могилу пришлось закрыть, главным образом из-за вандалов. Сюда часто приходят разные придурки и все ломают. Будь у меня больше времени, я бы как-нибудь устроил им засаду. Они бы навсегда забыли дорогу в это место.
Алекс улыбнулась:
– Охотно верю.
Она шла немного впереди, поднимаясь по пологой тропинке, уходившей к берегу реки.
– Значит, ты размышлял о моей теории насчет рака?
– Кажется, ты не собиралась обсуждать эту тему.
– Но ты сам начал разговор.
Крис не удержался от усмешки:
– Да. – Он прошел молча еще несколько шагов. – Я освежил в памяти свои познания в онкологии.
– И что ты выяснил?
– Я был прав по поводу рака крови. В девяти случаях из десяти мы не знаем его причин. Нам известно лишь, что причины бывают разными. Это можно определить по изменениям в кровяных клетках и по ряду иных признаков – наличию генов, подавляющих опухоль, темпам клеточного роста и так далее. Но дальше этого наука не двигается.
– А как насчет радиации?
– Ты почти угадала. Действительно, с помощью радиации можно вызвать почти весь спектр раковых болезней. Но, – Крис поднял палец, – это не проходит бесследно. Если неопытный человек направит пучок гамма-лучей на пораженный орган, последствия могут быть самыми печальными. Сильные ожоги, отмирание тканей, постоянная рвота. Даже при работе квалифицированного персонала лучевая терапия сопровождается побочными эффектами. А я говорю о минимальных дозах облучения для лечения людей.
– Однако это все-таки возможно. Ты рассматривал другие варианты?
– Химические вещества, – произнес Крис, повернув к Иудейскому холму. – Как я и предполагал, канцерогенные токсины относятся к самым стойким в мире. Если поместить в человека микрограмм диоксина, в день смерти он все еще будет находиться в организме. Любой токсикологический анализ выявит его при вскрытии. Что касается летучих соединений вроде бензола – ты говорила о нем на нашей встрече, – то здесь та же проблема, что и с радиацией. Смертельная доза слишком велика, чтобы не оставить никаких следов. В общем, я бы сказал так – в качестве онкогенного оружия химикалии намного надежнее радиации, но их легче обнаружить.
– Постой. Онкогенного…
– Вызывающего рак, – пояснил Крис.
– А-а, продолжай.
– Можно вообразить, что кому-нибудь удалось создать канцерогенный яд – например, военным или ЦРУ, – но в таком случае почти наверняка все данные строго засекречены.
Алекс покачала головой:
– Тут есть о чем подумать. Я не рассматривала ученых и военных в качестве подозреваемых, но версия звучит правдоподобно.
– Только не в нашем городе. Все токсины и микробы хранятся в Форт-Детрик, штат Мэриленд. Короче, Алекс, тебе надо побеседовать с экспертом. И не с каким-то заурядным гематологом. Обратись в Национальный институт здравоохранения, Слоун-Кеттеринг или Дана-Фарбер.[25] – Крис остановился и проследил за стайкой бабочек, мелькавших над усыпанным пурпурными бутонами кустом. На крыльях одной красовался странный узор – четко вычерченные круги ядовито-голубого цвета. – Или, если хочешь что-нибудь поближе, в «Эм-Ди Андерсон».
– В Хьюстоне?
– Да. Семь часов на машине.
Алекс вытянула руку, и бабочка закружилась вокруг ее указательного пальца.
– А о чем мне спрашивать эксперта?
Крис снова двинулся вперед.
– Если отбросить версии с радиацией и химическими веществами – а мы пришли именно к такому выводу, – у нас остается лишь одна возможность. Но довольно интересная.
Морс повернула голову.
– Какая?
– Канцерогенные вирусы.
– Профессор, с которым я говорила на прошлой неделе, упоминал о вирусах, но я почти ничего не поняла.
– Ты что-нибудь слышала про ретровирусы?
– Только то, что один из них вызывает СПИД.
– А об обратной транскриптазе?
Алекс развела руками.
– Ладно. Известно, что некоторые вирусы из семейства герпесных вызывают рак. А из ретровирусов по крайней мере один считается канцерогенным. Но если есть один, то могут быть и другие. На сей счет даже существует теория, хотя она вне моей профессиональной компетенции. Я уже думал, не обратиться ли мне к своему профессору из медицинской школы. Его зовут Питер Конноли, он гематолог, работает в Слоун-Кеттеринг. В его активе есть одна революционная работа по генной терапии, где описан способ бомбардировки опухолей специальными вирусами. Это новейший метод лечения рака.
– Как? Он перебрался из Джексона в Нью-Йорк?
Крис рассмеялся.
– Такое иногда случается. Ты в курсе, что первую операцию по пересадке сердца сделали именно в Джексоне?
– Я полагала, в Хьюстоне.
– В Джексоне прооперировали обезьяну. Но технология та же самая. И проблемы тоже. Что-то вроде первого полета в космос. Хирург Майкл Дебейки и космонавт Алан Шепард в вечном долгу перед обезьянами.
Они наконец взошли на Иудейский холм, но на полпути к его дальнему обрыву, откуда открывался живописный вид на реку, Крис взглянул на часы.
– Алекс, прости, но мне надо спешить. Бен поехал к другу на день рождения, и поскольку Торы нет, я должен забрать его.
Морс улыбнулась:
– Все в порядке. Давай пробежимся до машины.
Они начали спускаться, но Алекс не собиралась тратить время зря.
– Я думаю, а не может ли кто-нибудь перенести пораженные раком клетки из больного человека в здорового? Я видела, как это делали с мышами по каналу «Дискавери».