Вик пожал плечами:
— Конечно, страшно, но это — моя работа. Я репортер, а это единственный способ донести информацию до людей.
Даная держала наготове свой «Никон».
— Мне интересно… Я хочу сказать, вы не возражаете? Дело в том, что у вас очень интересное лицо. Вы не возражаете, если я сделаю несколько снимков?
Она смотрела на него с такой надеждой, что Вик подумал, что счастье всей ее жизни зависит от того, сделает она эти фотографии или нет. Он пожал плечами:
— Если это так важно для вас, мисс.
— Я — Даная Лоренс. И это важно. Я профессиональный фотограф. Может быть, вы видели некоторые из моих работ? — Он выглядел озадаченным, и она поторопилась продолжить: — Рекламная компания «Силуэт»? Фотографии Галы-Розы на десятой странице в сентябрьском номере «Вог»? «Авлон-косметикс»?.. Нет?
Ее лицо стало разочарованно-грустным, когда он отрицательно покачал головой, улыбаясь ей.
— Извините, Даная, но я уже так давно за границей, думаю, что я отстал от жизни. Так вот что вы делаете здесь — снимаете коллекцию и делаете подборку?
— Мы приехали этим вечером, но остальные так устали, что легли спать.
— А вы нет? — Вик сделал знак официанту, чтобы тот налил шампанского.
— Я — никогда! Я просто хочу, чтобы стало светло, чтобы я могла поехать и поискать место для съемок. Не могу дождаться, когда же мы начнем! Они называют меня погонщиком рабов, — заметила она со смущением. — Но это только оттого, что я люблю свою работу и хочу того же от них. Особенно от Галы-Розы.
— Это та соломенная блондинка?
— Да, это она. Думаю, что слишком многого хочу от людей. Я жду от них моей собственной энергии, моей преданности делу.
— А я думаю, что они всего-навсего снимают коллекцию одежды.
Даная испытующе поглядела на него. Была ли в его словах доля сарказма?
— Послушайте, Даная Лоренс. Я заключаю с вами сделку, — сказал Вик. — Поужинайте со мной и можете делать любые фотографии.
Даная заглянула в светло-карие глаза, вспоминая, когда в последний раз ей говорил такое мужчина. Томазо Альери в Риме, и как этот вечер закончился.
— Да, это сделка! — согласилась она, смеясь.
— А что в этом смешного? — удивился он.
— О, ничего… Ничего, действительно ничего, — ответила она, все еще улыбаясь.
— Тогда вам стоит попробовать улыбаться чаще, — ласково сказал он. — Это идет вам, мисс Лоренс.
— Расскажите мне о себе, — попросила она, приступая к воздушному, как пух, муссу из рыбы, пойманной утром. Потягивая изумительное шампанское и слушая его рассказ, она решила, что ей и в самом деле нравится его облик: смуглая кожа, сильное, стройное тело. Нравилось его чувственное лицо с твердым подбородком, мелкими морщинками, лучившимися вокруг глаз — молодых, много видевших глаз, которые она хотела поймать на пленку. И ей хотелось снять бокал из-под шампанского, который был сжат его рукой, как хрупкий цветок.
Опершись на локти, Даная восхищенно наблюдала, как Вик сосредоточенно поглощает одно блюдо за другим. Она не видела, чтобы кто-нибудь ел с таким аппетитом, с тех пор, как Гала-Роза ужинала в индийском ресторане в тот вечер, когда они познакомились.
— Я рожден и вскормлен Нью-Йорком, — рассказывал он, — хотя, как вы, вероятно, догадываетесь, что я из семьи итальянцев-иммигрантов. Нижний Ист-Сайд, затем Бронкс, потом пригород Лонг-Айленд, — в трех поколениях. Конечно, не шикарная часть Лонг-Айленда, — признался он с усмешкой. — Мой отец водил такси. Он достаточно зарабатывал, чтобы мы с братом смогли окончить колледж, правда, денег у него осталось немного, но они с мамой счастливы в своем домике у дороги. Я думаю, он очень доволен, когда видит меня по телевизору, хотя мама из-за меня больше не смотрит новости. Она сказала, что, единственный раз увидев меня, она до смерти была напугана тем адом, который творился вокруг. Она не может понять, почему я провожу свою жизнь, уклоняясь от несущих смерть снарядов в Бейруте или комментируя груду кровавых трупов в Сальвадоре или Индии. Мама молится за меня каждую ночь, — рассказывал он Данае, пока они потягивали шампанское. — И я хочу думать, что это помогает. Это как талисман удачи.
— Но почему вы делаете это? — спросила она. — Зачем рисковать своей жизнью, чтобы сделать телевизионный репортаж новостей?
Вик усмехнулся той самой немного кривой улыбкой, которую она заметила в телевизионных передачах.
— Кто-то же должен это делать. Как же еще мы сможем узнать, что происходит на самом деле? Вы не можете пройти по жизни с шорами на глазах. По крайней мере, если мы показываем миру эпизоды войны, бессмысленность всего этого, невинных людей, которые попадают на эту бойню, это может сделать нас более зрячими, а может… просто, может быть, мы что-то сумеем изменить.