— Привет, Лоринда! — В дверях показалась Анабель, самая первая модель Гектора, которая стала теперь одной из звезд «Имиджиса». — Господи, — глотая воздух, сказала она, — мне срочно надо покурить, а это единственное укромное место, где Джесси-Энн не сможет меня найти. — Проталкиваясь к раковине и доставая из кармана пачку «Мальборо», она взяла в свои длинные, аккуратно наманикюренные пальцы сигарету и начала пускать струи сигаретного дыма. — С тобой все в порядке, Лоринда? — спросила она, с удивлением глядя на девушку, которая выглядела чрезвычайно бледной и какой-то странной.
Засунув руки в карманы свитера и отвернувшись от зеркала, Лоринда резко ответила:
— У меня все в порядке, просто я немного устала, вот и все.
— Слишком много проводишь бессонных ночей, — поддразнивала ее Анабель. — С этим немедленно надо кончать, Лоринда, потому что это обычное баловство. — Затянувшись, она закашлялась, а потом снова принялась пускать дым. — Бог мой, нужно срочно бросать эту привычку: знаю, что это надо непременно сделать, иначе курение окончательно погубит меня.
Держа руку в кармане, Лоринда сжимала в ладони холодный металлический ключ — ключ от ее собственной квартиры. До завтра Джесси-Энн может найти новую няню, и тогда слишком поздно будет что-то делать. Больше она не станет ждать. Нужно сегодня же увезти Джона. Не говоря ни слова, она прошла мимо Анабель с маской презрения на лице.
— Эй, извини! — крикнула ей вслед Анабель. — Я же просто пошутила, я вовсе не думала обижать тебя, Лоринда. — Анабель глядела удивленными глазами на плотно закрывшуюся за ушедшей Лориндой дверь. — Во дает! — нервно бормотала она. — Ведь я же только пошутила.
«Вот это денек», — подумала Джесси-Энн, устало плюхнувшись в кресло. Уже пять часов вечера, а работа в самом разгаре, в каждой студии толпился народ, и «Имиджис» напоминал пчелиный улей, переполненный манекенщицами, фотографами, посыльными.
Здесь царила более напряженная, чем в присутствии Данаи, атмосфера, и это во многом объясняло то, как вела себя Даная до случившегося. Она всегда старалась уладить все конфликты между сумасбродной Шейлой и Орсоном Уэллсом, вечно бегающим по студиям и орущим, что все не так и ничто не вселяет в него надежды. «Надежды, — повторила про себя Джесси-Энн, — каждый понимает это слово по-своему». На что надеялась она, выходя замуж за Харрисона? Было ли у нее другое, кроме надежды, чувство, гарантирующее долгую и крепкую любовь? Да, было, потому что она все еще до безумия любила Харрисона. Было бы куда лучше, если бы она охладела к нему, по крайней мере, не было бы в сердце такой щемящей тоски. Она ошибалась, думая, что бурный рабочий день поможет ей забыть о собственных печалях и горестях. Даже в моменты приятного времяпрепровождения за заполнением заказов и счетов, а также проверки состояния дел в других студиях она не могла отключиться от своих неприятностей. Каждый раз, когда ее взгляд падал на голубоглазого темноволосого Джона, сердце сжималось от боли.
Ее сын спал на софе с белой твидовой обивкой, вытянув тонкие, маленькие ножки с острыми коленками и подперев крошечным кулачком щеку. Одному Богу известно, как сильно она любила этого малыша, который с самого рождения не переставал являться для нее источником беспредельной радости. И сейчас, по прошествии двух лет, он был для нее не только ребенком, но и замечательным другом. Джон рос очень умным мальчиком, проявлявшим любознательность к окружающему миру, и быстро схватывал то, что было недоступно пониманию более взрослых детишек. Он всегда чувствовал ее настроение, даже когда она притворялась, надевая маску благополучия и довольства, а когда начинала сердиться и давать волю своим чувствам, он смотрел непонимающим взглядом, а затем, как бы успокаивая ее, протягивал к ней свои маленькие ручки и говорил: «Я люблю тебя, мама». Глядя на Джона грустными глазами, она думала, что в хорошее время он бы играл с другими малышами под няниным присмотром, а вместо этого сидит теперь и играет сам с собой в пустом офисе. Джон быстро привык к произошедшим в его жизни изменениям, неотступно следуя за ней по студиям, восхищаясь видом оборудованных телефонами и компьютерами комнат. Но сегодня утром он спросил свою мать, скоро ли он увидится с папой и можно ли ему написать письмо, после чего, зажав в руке авторучку, он с помощью Джесси-Энн нацарапал аршинными буквами послание следующего содержания: «Дорогой папочка, я скучаю по тебе и люблю тебя. Джонни». С чувством гордости Джон наблюдал за тем, как Джесси-Энн вложила перепачканное чернилами письмо в конверт, запечатав его и даже позволив ему приклеить почтовую марку.