Лоринда в замешательстве помотала головой:
— Я… нет, мне пришлось оставить все это. Мама была больна, и я нужна была дома. Я сейчас работаю бухгалтером в «Гэзетт», — она робко улыбнулась Джесси-Энн. — Твой папа помогает мне держать форму.
— Ценю ее на вес золота, — прогудел Скотт Паркер. — Лоринда удерживает нас на плаву. Я думаю, без нее старушка «Гэзетт» просто бы обанкротилась.
— Звучит здорово, — сказала Джесси-Энн, спрашивая себя, что же Лоринда делает у них дома. — Лоринда, это мой муж, Харрисон Ройл.
— Приятно познакомиться, мистер Ройл, — сказала Лоринда, протягивая Харрисону руку с пухленькими пальчиками, причем он заметил, что ногти на них были обгрызены до мяса, воспалены и кровоточили.
— Пять лет назад мы переехали с Девятой улицы на Биллингз-авеню, — Лоринда обратилась к Джесси-Энн. — И миссис Паркер, просто душечка, нашла человека, который ухаживает за мамой днем и вообще приглядывает за домом, пока я работаю.
Джесси-Энн смутно вспомнила, что у девушки мать чем-то серьезно болела, но в целом ей было сложно отыскать у себя в памяти что-либо еще, касающееся Лоринды, — за исключением, пожалуй, ее удивительных математических способностей.
— Ну-же, Лоринда, ты ведь знаешь, что я всегда очень рада, когда кому-то оказываюсь нужна, — отозвалась миссис Паркер, направляясь на кухню. — Мне нужно сварить кофе. Почему бы тебе не остаться с нами выпить чашечку?
— Спасибо, миссис Паркер, но я лучше пойду. Мама одна, она всегда начинает волноваться, если я надолго задерживаюсь. Приятно было с вами познакомиться, мистер Ройл, — добавила она, находясь явно не в своей тарелке, — и приятно снова встретиться с тобой, Джесси-Энн. Много воды утекло со времен Спринг-Фоллс хай.
— Да, конечно.
— Какой у тебя прелестный ребеночек! — сказала вдруг Лоринда. — Я была бы рада посидеть с ним в любой из вечеров, когда вы все надумаете пойти куда-нибудь поужинать.
— Отличная идея! — воскликнула Джесси-Энн. — Я бы хотела сводить маму с папой в «Олд милл» поужинать. Тебе понравится, Харрисон, — заверила она его, — там подают хорошо приготовленную домашнюю еду — как раз то, что ты любишь. А яблочный пирог получается у них вообще почти как у мамы.
— Только не как у моей мамы, — уточнил он с усмешкой.
— Спасибо, Лоринда, — сказала Джесси-Энн, провожая ее до двери. — Я воспользуюсь твоим предложением.
— В любое время, Джесси-Энн, — робко ответила та. — Я тебе уже говорила, что твоя мама так добра ко мне. Я была бы рада хоть чем-то тоже быть вам полезной.
— Вот! — воскликнула Джесси-Энн, возвращаясь в дом и широко раскинув руки. — Здесь все, Харрисон. Дом… корни… откуда я родом. И где по-настоящему мое место!
Харрисон удобно расположился на старой, широкой, обитой шотландской тканью тахте, а дремавший под тахтой рыжий кот вылез оттуда и, вспрыгнув к нему на колени, замурлыкал.
— Что же, кажется, в твоей семье меня признали, — с улыбкой отметил он.
Со вздохом облегчения Джесси-Энн плюхнулась с ним рядом, сбрасывая с себя теннисные туфли и расстегивая верхнюю пуговицу джинсов.
— Гляди, что ты со мной сделал, — пожаловалась она своему сыну, спящему в коляске рядом с ними. — Разнесло в талии, по крайней мере, на дюйм.
— По моему образу мышления, ты по-прежнему слишком худенькая, — сказал Скотт Паркер, появляясь с ведерком со льдом, из которого торчала бутылка шампанского. — Я подумал, что это будет более кстати, чем кофе: в конце концов, у нас же праздник, не так ли? Теперь хорошо бы найти фужеры.
— Мам, что на ужин? — спросила Джесси-Энн, в поисках фужеров заглядывая на кухню.
— Конечно, твое любимое жаркое с овощами, зеленый салат и клубничное песочное печенье.
— Я только дома жаркое и ем, нигде больше, — воскликнула Джесси-Энн, крепко обнимая мать за плечи, — потому что никто не готовит его так, как ты! — И совершенно не имело значения, что вечер был слишком теплым для жаркого. Она просто изливала накопившиеся у нее чувства.
Хотя на протяжении всего ужина она встревоженно следила за Харрисоном, ей решительно не о чем было. беспокоиться. Одетый в джинсы и голубую оксфордскую рубашку с закатанными рукавами, он выглядел настолько раскованным, что ей даже казалось — таким она его видит впервые, и наслаждался жарким и рассказами ее отца о шишках, постоянно сыплющихся на голову шеф-редактора местной газеты. Глядя на мужа, Джесси-Энн испытывала чувство гордости: вот он, такой интересный, сидит и совершенно на равных общается с членами ее семьи; ведь в конце-то концов между ними и тем миром, в котором он обычно вращается, лежала глубокая пропасть. Пока мужчины в компании собак отправились проветриться вокруг квартала, а Мэри давала малышу бутылочку, Джесси-Энн чистила и приводила в порядок посудомоечную машину.