А еще она завидовала, завидовала Джесси-Энн, потому что у той был теплый счастливый дом, за то, что у нее был сильный отец со светлыми волосами и такая нежная, заботливая мать. Она завидовала, что у нее три брата, которые были старше, всегда защищали ее и заботились о своей младшей сестре, подобно средневековым рыцарям, заботившимся о своих дамах.
Каждый день, когда Лоринда переступала порог своего молчаливого, закрытого от мира дома, который сверкал чистотой, потому что, если мать не была пьяной, она убирала дом с маниакальным упорством, покрывая мебель пленкой и заставляя их снимать грязную обувь, сердце Лоринды, казалось, становилось больше и грозило задушить ее, в то время как она шла впереди отца к себе в спальню.
Рыдая и горя от стыда, разбитая телом, она пыталась все рассказать матери, но мать не дала ей и рта раскрыть, объявив ей, что у нее чересчур разыгралось воображение и что ее отец просто помогал ей с уроками, а рука тянулась под кухонную стойку, и вот она уже стоит, запрокинув голову, вливая в себя вино из бутылки. Через некоторое время девочки раскусили ее отца; они нарочно старались отстать, заставляя его идти еще медленней, чем они, хихикая и перешептываясь. Тогда отец хватал ее за руку и сердито тащил по улице, что-то бормоча по-испански себе под нос. Но самое худшее случилось позже, когда они стали старше.
Джесси-Энн было пятнадцать лет, когда она победила на конкурсе моделей. Тогда же появилась ее фотография в вызывающем белом купальнике, который был таким открытым внизу и на спине, что практически ничего не скрывал. Ее отец сидел и читал вечернюю газету, долго рассматривая фотографию Джесси-Энн. А потом, сняв пояс с брюк, он встал и кивком головы велел ей идти в свою комнату. Он угрожающе шагнул в ее сторону, когда она осталась сидеть, пригвожденная страхом. В этот раз все было по-другому. На этот раз он не просто трогал ее. На этот раз, положив фотографию Джесси-Энн рядом с головой Лоринды, он оседлал ее, придавив своим весом, и вонзил в нее эту ужасную свою штуку, раня ее тело и обжигая стыдом, заклеймив на всю жизнь…
Именно тогда она написала первое письмо, вылив всю свою ненависть. Она высказала Джесси-Энн все, что думала о ней, повторив слова, которые слышала от отца, когда он снова и снова вонзался в нее, пока у нее не появилась кровь. После того как она написала это письмо и опустила его в почтовый ящик около школы, она почувствовала такое облегчение, как будто сняла с себя огромную тяжесть. Теперь она могла вычеркнуть из памяти своего отца, его ищущие руки и его тяжелое дыхание.
Лоринда была полностью удовлетворена тем, какое волнение вызвало ее письмо. Она и представить себе не могла такого исхода — было ужасно интересно наблюдать, что происходило, и знать, что это она — причина всех волнений. Она и ее отец. Полицейские караулили около школы, всех проверяли. В те дни ее отец вдруг оказался очень занят в своих красивых садах на Ройл-Маунт и перестал приходить в школу. Но через некоторое время все утихло и стало, как прежде.
Через год, когда ее отец сбежал с шестнадцатилетней официанткой из «Биллингза», Лоринде стало жалко девушку. Но ее мучениям пришел конец. Может быть, теперь она сможет забыться, отдавшись чистой красоте математики.
Миссис Паркер торопливо вошла в комнату, поправляя свои короткие, уложенные седые волосы и улыбаясь.
— Этот ребенок наконец уснул, — сказала она Лоринде. — Надеюсь, что у тебя не будет с ним проблем вечером. Он самый примерный ребенок, каких я встречала, — в этом отношении он не пошел в свою мать, Господи, какая же она была проказница! Я всегда говорила, что отец и старшие братья избаловали ее.
«Проказница, — подумала Лоринда… — Не «распущенная»… как она…»
— Вы сегодня очень красивая, миссис Паркер, — сказала Лоринда. — Мне нравится ваше розовое платье.
— Правда? Спасибо, Лоринда. Я его купила, когда ездила в Нью-Йорк навестить Джесси-Энн и Харрисона. — Она с беспокойством взглянула на платье. — Почему-то в Спринг-Фоллсе я себя в нем чувствую гораздо лучше.
— Все готовы? У нас столик заказан на полвосьмого, — Скотт Паркер ненавидел, если опаздывал хоть на минуту, и сейчас нетерпеливо крутил в руках ключи от машины, пока наконец не появились Джесси-Энн и Харрисон.
Порывшись в сумочке, Джесси-Энн вынула из нее свои серьги с настоящими сапфирами и, откинув волосы, аккуратно вставила их в уши и затем потрясла головой, чтобы убедиться, что они прочно держатся в ушах.