Единственное, чем мог взять Харрисон, — он был старше его на два года и уже учился в Принстоне. Он срочно пригласил Мишель на футбольной матч в колледж, опередив ее дружка-атлета из старших классов. На вечеринке по случаю Рождества в Принстоне он нашел в своем подарке-сюрпризе маленькое колечко с искусственным изумрудиком и двумя крошечными «бриллиантами». Когда он надел его на палец Мишель, она торжественно посмотрела на него своими темными, как у него, глазами.
— Я навсегда сохраню его, — пообещала она. Позже Харрисон заказал у Тиффани золотое кольцо с настоящими камнями, которое было точной копией его первого подарка, и с нетерпением стал ждать, когда ей исполнится семнадцать лет, чтобы сделать официальное предложение и подарить уже это кольцо.
— Теперь я буду носить оба, — смеясь, сказала тогда Мишель, — по одному на каждой руке.
Родители с обеих сторон были в восторге — ничего лучшего для своих детей они не могли желать — и с радостью дали согласие на свадьбу, которая состоялась в день восемнадцатилетия Мишель. Харрисону исполнилось уже двадцать два года, он был выпускником Принстона и собирался поступать на курсы бизнесменов в Гарварде. Они сняли небольшую квартирку, окна которой выходили на реку Чарлз, и были бесконечно счастливы. Она стала для него всем, о чем он мог только мечтать: его другом, его любовью, его спутницей, а скоро и матерью его ребенка.
Беременность придала Мишель какую-то неземную красоту. По-девичьи хрупкая, она гордо носила в себе их ребенка. На ее обычно бледном лице появился нежный румянец, а глаза светились счастьем. Их сын Маркус оказался крупным ребенком, весившим девять фунтов и две унции. Но вдруг оказалась, что все силы Мишель как будто перешли в него. Она была счастлива, став матерью, но быстро уставала и становилась безучастной ко всему. Они переехали в дом за городом, с большими газонами, чтобы их ребенку было где резвиться, с тенистыми деревьями вокруг, чтобы защищать его от солнца. Взяли для ребенка и няню, чтобы она делала все необходимое, потому что Мишель продолжала жаловаться на усталость.
— Мне кажется, я просто разленилась, — успокаивала она Харрисона, когда он стал настаивать на том, чтобы она обратилась к доктору. Но оказалось, что состояние Мишель объяснялось не ленью. Это была лейкемия. Мишель умерла меньше чем через год. Ее похоронили с его двумя кольцами на руках, одним — из коробки с сюрпризом, а другим — от Тиффани.
Сначала Харрисон во всем винил только себя. Он должен был больше заботиться о ней, не допустить беременности, ведь она была еще такой маленькой, такой хрупкой. Затем стал винить Маркуса за то, что тот вытянул из нее все силы так, как он высасывал из нее молоко. Но в конце концов он осознал, что дело было ни в том и ни в другом. Просто Мишель заболела и умерла. Такое случалось с людьми каждый день. Но почему с Мишель? Почему с Мишель — и с ним?
Оставив сына у своей матери, Рашель Ройл, он уехал в Европу в надежде убежать от своего горя. Сначала он без дела шатался по Лондону и Парижу, но через несколько месяцев обнаружил тихий французский замок в лесу, где, к его великому удивлению, читали лекции по европейскому и международному бизнесу. Мирное окружение и занятия вернули его на землю, и он смог вновь начать жить. Вернувшись домой, он погрузился с головой в работу, почувствовав, что сможет забыть прошлое в холодной логике фактов и цифр. А затем он заново обрел своего сына.
Харрисон пренебрегал Маркусом, когда тот был совсем маленьким. Он не хотел его видеть, сын напоминал ему о болезни Мишель и ее смерти. Какое-то время, уже после возвращения Харрисона из Европы, он едва мог выносить его присутствие. В три года Маркус был крупным ребенком с внимательным взглядом и копной светлых волос — хотя почему они были светлыми, так и осталось загадкой, ведь Харрисон и Мишель были темноволосыми. С деловым видом он часто крутился около Харрисона, когда тот работал за письменным столом, сначала около окна, потом осторожно подходил все ближе, пока Харрисон вдруг не поднимал головы и не обнаруживал его рядом с собой. Его сын смотрел на него доверчивыми черными глазами и широко, по-взрослому улыбался, как своему закадычному другу, которому он хотел помочь и в чьей жизни хотел принимать участие. И заледеневшее сердце Харрисона оттаяло. Они стали друзьями, почувствовав наконец себя отцом и сыном.
Джесси-Энн показалось, что рука Харрисона, которую она держала, стала совсем холодной в этот теплый, соленый вечер. Встав с постели, она добежала до гостиной и налила ему в стакан немного бренди. Согрев бокал в руках, она протянула его ему. Черные глаза Харрисона были все еще затуманены воспоминаниями. Он взглянул на нее.