Спустя несколько дней, 5 ноября, стало известно, что в Перпиньяне умер Леклер. Кольбер сразу же возобновил свои нескромные домогательства. «Я ценю эту должность за то, что она позволила бы мне жить вблизи Лувра», — замечал он вскользь кардиналу. Возможно, тот уже сожалел, что поторопился с ответом и позволил гасконцу «влиять на свои решения», однако он ценил собственные обещания.
«Я уже ходатайствовал об этой должности для д'Артаньяна, который просил ее у меня, — отвечал он Кольберу, — и послал срочного курьера, однако я не знал, что она стоит более шести тысяч ливров. Если я смогу сделать что-нибудь для Вас, я это сделаю; однако ж поймите, что я связан обязательством».
И Кольбер, как светский человек, ответил:
«Что касается должности, которую я имел смелость просить у Вашего Преосвященства, то я очень рад, что Вы пожаловали ее г-ну д'Артаньяну».
Разумеется, он отнюдь так не думал и с грустью мечтал об очаровательном домике, который только что от него ускользнул. Возможно, это стало первой досадой, которую будущий министр затаил против д'Артаньяна; ему придется еще не раз досадовать на него, в особенности же тогда, когда будут разворачиваться события, связанные с делом Фуке.
Итак, выждав нужное время, лейтенант гвардии добавил к своим славным титулам звание капитана-консьержа королевского вольера в Тюильри. В апреле 1654 года, получив патент, он сразу же упаковал чемоданы, оставил скверную гарнизонную квартиру, где должен был жить как старый холостяк, и обустроился на манер большого сеньора в великолепном павильоне, предназначенном для исполнителя этой должности и находившемся в двух шагах от Лувра.
В то же самое время товарищ д'Артаньяна Бемо в свою очередь также не пренебрегал возможностью устроить свои дела. Благодаря отважному поведению в бою он быстро получил повышение: Мазарини назначил его капитаном своей гвардии и помог приобрести большие владения, в частности фьеф Лезер близ Кастра, а также имущество многих дворян, конфискованное по делам о незаконнорожденности или после арестов за участие в дуэли.
В сентябре 1653 года Бемо получил от кардинала особо щекотливое дипломатическое поручение. Уже в течение нескольких недель Генрих Лотарингский, граф д'Аркур, по прозвищу «Кадет-Жемчужина» за то, что постоянно носил жемчужную серьгу на манер миньонов Генриха III, присоединился к лагерю Конде и овладел Брейзахом и Филиппсбургом. Задачей Бемо было убедить графа сдать оба города и отказаться от союза с мятежниками. Согласно написанной Мазарини инструкции, его роль состояла в том, чтобы в разговоре с графом д'Аркуром особо подчеркнуть материальные выгоды, которые тот получит, если поведет себя лояльно. Следовало одурманить его красивыми словами. От Бемо ожидали прекрасных речей, но отнюдь не конкретных обязательств.
Эмиссар кардинала, огрубевший и скованный старый вояка, напрасно взял на себя эту дипломатическую миссию. Будущий комендант Бастилии явно не был создан для роли посла. Выслушав его фантастические гасконские посулы, его собеседник потребовал более конкретных обязательств. Он отнюдь не намеревался сдаваться, не получив от противоположной стороны письменных гарантий. «Кадет-Жемчужина» хорошо знал Мазарини!
«Вы поручили мне дело, в котором запутался бы и кто-либо другой, чья голова лучше моей», — жаловался Бемо в письме кардиналу. После многочисленных бесплодных встреч, увенчавшихся жалкими договоренностями и сделками, он так и не продвинулся вперед. Именно тогда Бемо решил преступить границы инструкции и сделать запоздалому фрондеру предложение, более выгодное, нежели предполагалось. «Я занимаюсь делом, которое подошло бы более изощренным людям, — по-прежнему ныл он в письме Мазарини. — Я делаю, что могу и таким образом, как я это понимаю, и умоляю Ваше Преосвященство простить мне мое неумение, учитывая мое рвение, преданность и верность».
Мазарини начинали беспокоить инициативы и грубые промахи его доверенного лица, который, как он знал, был большим болтуном. «Помните о том, что Вы не должны допустить, чтобы Вас принимали за простака, — писал он ему 3 января 1654 года. — Когда доходит до денег, гасконцы с радостью готовы пообещать миллионы». И это еще было ничто по сравнению с теми любезностями кардинала, которые Бемо услышал, когда переслал составленный им проект сдачи Бейзаха: «Вы не способны придерживаться данного Вам приказа. Одним словом, это означает, что Вы вообще ни на что не способны».
Импровизированный дипломат оказался зажат в тиски между несговорчивым графом д'Аркуром и неуступчивым кардиналом. Он всерьез рисковал своей карьерой и имуществом: первая могла легко оборваться, второе могло быть конфисковано. Тогда он воззвал к оставшимся у него друзьям из окружения Мазарини: к Туссену Розу, Миле де Жеру и д'Артаньяну. В начале марта он передал Его Преосвященству через своего слугу-баска оправдательное письмо. Он писал:
«Пусть господа Миле и д'Артаньян будут моими поручителями в том, что я никогда не забывал о своей признательности: мне не нужно никакого вознаграждения ни в чинах, ни в собственности, даже если Вы увидите, что я невиновен».