и блестящие, темные, немного мрачные глаза делали его удивительно похожим на кардинала
Ришелье из романа Дюма «Три мушкетера». — О чем мы прошлый раз говорили? Часовой угол
и прямое восхождение? — И как выстрел: — Корхов, к доске!
Достаточно было Корхову оговориться, как Николай Иванович отправлял его обратно со
словами:
— Не знаете. Садитесь. Двойка.
В этот момент все мы старались вжаться в свои стулья, пока глаза Николая Ивановича блуждали
по журналу. И снова выстрел:
— Козловский, к доске! Расскажите про первый вертикал.
Панин требовал точного изложения своего предмета. Он не признавал никаких оправданий,
ссылок на болезнь и чрезвычайные обстоятельства. Не знаешь — получи двойку и будь впредь
прилежнее. Целый год Панин держал нас в напряжении. Он отпускал узду, становился мягче,
когда приближались переходные экзамены в следующий класс. Но тревожиться ему было
нечего. Большинство знало предмет хорошо, и только самые отчаянные лодыри и тупицы на
экзаменах получали неудовлетворительные отметки.
Лекций по морскому праву мы ожидали с нетерпением.
Сергей Иванович Кузнецов сумел заинтересовать нас. Всегда аккуратный, в белом воротничке,
сухощавый, со старорежимной седой бородкой клинышком и такими же седыми волосами, он
приходил в класс, надевал на нос очки и таинственно начинал:
— Итак… 18 января 1902 года в обширном зале страхового общества Ллойда трижды прозвучал
колокол. Пароход «Эмансипейшн» погиб. Он столкнулся с французским пароходом «Жан Барт».
«Эмансипейшн» затонул через час после столкновения. Владельцы парохода предъявили иск
компании «Месажери Маритим» в триста тысяч фунтов стерлингов, но французы отклонили
претензию, полностью переложив ответственность за столкновение на владельцев погибшего
судна. И может быть, они выиграли бы дело, если бы не неожиданные показания французского
лоцмана. Он сообщил…
Класс замирал. Мы уже не видели Сергея Ивановича Кузнецова. Перед нами был французский
лоцман. Он давал показания в Королевском суде…
Отлично преподавал Кузнецов. Все так само и укладывалось в голове.
— Самый важный документ на судне, имеющий наибольшую юридическую силу, — вахтенный
журнал, — учил нас Кузнецов. — Помните об этом всегда. Избави вас бог от небрежного или
легкомысленного ведения журнала. Это может повлечь за собою непоправимые последствия.
Вот характерный пример. Наш теплоход проходил норвежскими шхерами. В Вест-фиорде у него
скисла машина. Надо было затратить двадцать минут на ремонт, и капитан попросил маленькое
встречное норвежское судно подержать его теплоход за корму, пока механики приведут машину
в порядок: берег был сравнительно недалеко, дул свежий ветер, и капитан боялся, чтобы их не
снесло на камни. Через двадцать минут повреждение устранили. Капитаны обменялись по
радио любезностями и разошлись в разные стороны. После чего наш капитан сделал в
вахтенном журнале такую запись:
«Вследствие сильного нордового ветра и близости берега был вынужден из-за поломки машины
на двадцать минут подать буксир на норвежский пароход «Сапсборг», за что обязался уплатить
его капитану двадцать пять фунтов стерлингов. Если бы не принятые мною своевременные
меры, выразившиеся в подаче буксира на пароход «Сапсборг», теплоход мог быть снесен на
камни». Обратите внимание на последнюю строчку: «мог быть снесен на камни». Значит, при
таком ветре погибнуть? Так?
— Так, так! — кричали мы.
— Вот эта запись, — продолжал Кузнецов, — каким-то образом стала известна владельцам
«Сапсборга». Вероятно, через лоцманов-норвежцев, находившихся на борту. И вместо двадцати
пяти фунтов вознаграждения за простую услугу владельцы «Сапсборга» потребовали миллион
крон за спасение всего нашего теплохода. Резонно? Безусловно. Если наш капитан сам
подтверждает письменно, в вахтенном журнале, что его судно подвергалось смертельной
опасности, — значит, «Сапсборг» его спас от гибели.
— Неужели заплатили? — возбужденно орали мы. — Ведь это грабеж, жульничество!
Не хотелось верить, что наш капитан оказался таким профаном.
Нет, конечно, — успокаивал нас Сергей Иванович. — Мы тоже кое-что понимаем в морском
праве. Все не так просто. Позиция «Сапсборга» тоже была шаткая. Но какую-то сумму,
большую, чем двадцать пять фунтов, все же пришлось уплатить.
Вопросам нет конца. Кузнецов еле успевает отвечать… А тут звонок. Преподаватель уходит, а